– И я бы не променял. Ни за что бы не променял! Поэтому-то я и не верю, что маг нам поможет. Как бы ещё не помешал!
– Но Хирна…
– Да! Вот именно! Кажется, для Хирны куда важнее оживить мага, чем извести Архота. Зачем-то он нужен ей, этот маг! Вот только непонятно, зачем? Ведь она сама призналась, что пела всё это время и не знает, что происходит сейчас в большом мире.
– Ну и что?
– Как что? Ведь мы не первые, кого она посылает на эту битву! Это значит, что она всем советовала то же самое! Ей просто некогда было придумать что-то новое. Вот все и шли мага оживлять. И гибли.
– Но ведь она же не нарочно?
– Конечно, не нарочно. Не могла же она сына своего нарочно на смерть послать. Только Архот всё давно уже понял и наверняка там засаду устроил. Места-то лучше не придумаешь. Сиди себе рядышком, да присматривай за дорогой. Не пройдёт ли человек с камешком? Не спросит ли кто, где тут маги бессердечные валяются? И уж в любом случае, если бы боялся он мага этого окаменевшего, то за столько лет уж точно понаделал бы из него кирпичей, ступенек или подсвечников. Он ведь всё равно, что мёртвый и ответить не может. А это значит, что если туда и ходил кто-то с камнем да сгинул, то камень, скорее всего, уже у Архота. Так что искать его не нужно. Найден он давно.
– Как, и камень у него?
– Думаю, да. А раз так, то маг этот каменный у него что-то вроде заводной игрушки. Вставил камушек, оживил ненадолго, поиграл – и опять баиньки… не позавидуешь!
– Что же нам делать?
– Не знаю, – пожал плечами Рене, – Ясно одно: к магу идти нельзя – смерть. И камень искать бесполезно. А это значит, что на западе нам делать нечего. Прямо в лапы к Архоту угодим. Здесь Хирна ошибается. Но в одном она права точно. Чтобы одолеть Архота, надо победить его сердце. Битва предстоит нам нелёгкая. Она уже идёт, хотя я этого и не чувствую. Архот действительно совершил ошибку. С монетой биться надо. Вот только как? Надо легенду эту получше узнать. Только не от Хирны.
– Может, у бабушки? – нерешительно подняла глаза Сайка.
– Пойдём, поздно уже, – помолчав, произнёс Рене вместо ответа и поднялся.
Вечер
Дома их ждал настоящий пир. Бабушка испекла сладкий грушевый пирог. Тонкий аромат чувствовался за добрый десяток шагов до дома. Почуяв его, дети ускорили шаг, а Сайка радостно закричала и бросилась бегом. Рене молчал всю дорогу, но тут тоже не выдержал.
– Стой, всё равно догоню! – весело крикнул он вдогонку и кинулся следом за ней. Они одновременно взбежали на крыльцо, с весёлым шумом застряли в дверях. Каждый хотел попасть в дом первым. Наконец, весело смеясь, они вместе вкатились в комнату, прямо под ноги к бабушке.
– Ну-ка марш мыться и за стол! Фу, какие грязные! Где вас только носило в такой поздний час? – бабушка стояла над ними, грозно уперев руки в бока, но глаза её светились нежностью и добротой. Поэтому дети совсем не испугались.
– Чур, я первая, – Сайка вскочила и метнулась назад. Рене встал, потирая больной бок, и кинулся, было, за ней, чтобы снова устроить свалку в дверях, но юркая Стрелка уже весело щебетала во дворе около умывальника. Стоило Рене подойти, она с визгом обрызгала его холодной водой и бросилась в дом.
Боль в боку напомнила Рене о вчерашних событиях. Он мылся, разбрызгивая холодную колючую воду, и чуть не плакал от счастья. Впервые в жизни он встретил людей, которых не нужно было бояться. Которые отнеслись к нему с пониманием, добротой и лаской, приветили его как своего, как равного, приняли и приютили. Новые, добрые и непонятные чувства хлынули в грудь, заполнили её всю и просились назад через глаза, заполняя их слезами.
Сейчас именно от него, Рене, зависело, что будет с этой долиной и с этими людьми, которые так понравились ему. Будут ли они свободными, или падут к ногам жестокого властелина. Нет, он ни за что не отдаст их ему. Он будет сражаться за них! За всех! До конца! До последнего вздоха! Хирна ошиблась. Она ещё может помочь. Но свою войну она проиграла. Когда и почему – не важно. Просто у него теперь нет права на ошибку.
Сайка уже сбегала за отцом. Кузнец молча вошёл и сел к столу. Бабушка хлопотала по хозяйству, подливая всем чаю и подкладывая ещё пирогов. Рене уплетал за обе щёки. В нём боролись два чувства. Чувство постоянного голода, выработанное за долгие годы жизни в приюте, и чувство ужасной неловкости за свой голод. Впрочем, вскоре он заметил, что бабушка, глядя на него, улыбается широкой доброй улыбкой, и чувство неловкости куда-то улетучилось.
Сайка, вымазанная по самые уши грушевым вареньем, прихлёбывала чай и по привычке болтала ногами под столом. Кузнец ел молча, глядя в свою тарелку. Казалось, мысли его витают где-то далеко. Рене поразили размеры его рук. Куски пирога казались до смешного маленькими в огромных узловатых ладонях.