Попросить денег на новое платье у отца девочка не решалась. Все не находилось повода… Они не были бедны или богаты. В доме всегда была еда, находились деньги на книги и редкие артефакты… На артефакты и уходили все финансы маленькой семьи. Гаспаро был необычайно щедр к поставщикам магических инструментов и снадобий. За «редкость» он готов был отдать столько, сколько у него не было…
Вечный перезаем звонких монет сделал гардероб девушки до неприличия скромным. «И как только отец думает замуж выдавать!? С таким-то приданым!». Но думал ли Гаспаро об этом? Сильвия все чаще ловила себя на мысли, что отец скорее стремится скрыть ее присутствие в своей жизни. Видя, что из девочки не выйдет толк, он аккуратно задвигал дочку в тихую светелку. «Нечего глаза людям мозолить, раз и показать нечего! Сиди тихо, и без того каждый день краснеть приходится».
В свете споров с отцом, гардероб нищал все больше. Выручала только подруга. Добрая девочка щедро делилась одеждой и незамысловатыми украшениями. Сильвия не представляла, что бы делала без своей Анюты? Скромной и милой девочки, талантливой магички с глазами цвета северного моря.
Анюта выручила и на сей раз. Девочки весь вечер подгоняли платье.
Ночью Сильвия никак не могла уснуть. Она ворочалась с бока на бок, представляя завтрашний день и мечтая о Люциусе, его небесно-голубых глазах. «Ах… Вот, он выигрывает турнир и дарит розу — символ королевы турнира. А потом… Потом он признается в любви, поет серенады». Сильвия даже потрудилась встать, чтобы проверить, можно ли разместиться на заднем дворе. Выглядывая в окно, поймала себя на мысли, что двор необходимо прибрать, а то певец рисковал сломать ногу или шею. Но фантазии снова унесли прочь. «Вот…Они оказываются в темном лесу, где спасает от каменных троллей и… Он, он целует ее!». Правда, целоваться девушке еще не приходилось, поэтому, при мысли о подобном бесстыдстве, лицо залилось краской. От смущения девушка спряталась под одеяло. Уснула она только под утро.
И лучше бы оно не наступало! Прежде всего, Сильвия проспала. Печь осталась нетопленой, а завтрак — неприготовленным. Отец, проработавший всю ночь, вышел за чашкой ароматного утреннего напитка. А ни огня, ни воды, ни хотя бы самой хозяйки, на кухне не было. Отец-то и растолкал соню, напоминая, если не о чувстве долга перед кормящим родителем, то хотя бы об учебе! Сильвия встала невыспавшейся и разбитой. Испугалась, что опаздывает, быстро умылась и оделась, наскоро заплела косу. Приготовить завтрак не успевала, а обедом не накормит… потому, что пойдет на турнир. Сильвия бросила взгляд в омут зеркала. Из его недр смотрела хорошенькая темноглазая девчушка, с по-детски округлым личиком.
«Ах, Святые Небеса, сейчас же придет Люциус!» — Сильвия еще раз переплела косу. Затем спустилась в кухню.
На счастье Гаспаро, кроме дочери, ветреной и легкомысленной, в доме жил любимый ученик, Алеон. Сдержанный и крайне молчаливый юноша не раз выручал подобные промахи любимой дочурки. И по возвращению на кухню, печь была жарко натоплена, а на плите стоял утренний напиток. Эльф-полукровка успел даже за сладкими булочками сходить.
Теперь юноша сидел на теплой кухне, попивая утренний напиток. Одной рукой он листал очередной талмуд, а второй отламывал кусочки ароматного хлеба и, не глядя, закидывал в рот. Заметив учителя, встал и вежливо поздоровался. «Надо бы дать мальчишке денег на цирюльника», — подумал Гаспаро, заметив, что стриженные по лопатки волосы уже порядком отросли.
Спустившаяся Сильвия мельком взглянула на эльфа. Она небрежно поздоровалась, уселась на подоконник, поджав ногу под себя, и засмотрелась в окно, мечтательно прихлебывая утренний напиток.
Юноша посмотрел на Сильвию долгим взглядом пронзительно-зеленых, нечеловеческих глаз. Гаспаро еще раз отметил, как изумительно красив Алеон: весь тонкий, словно молодой олень, необыкновенно складный, с густо-черными волосами. Мальчишка мог влюбить в себя любую одним взглядом эльфийских, раскосых глаз. Гаспаро никогда особо не был хорош собой, но красоту любил и понимал. На матери Сильвии он женился, несмотря на все сложности союза, именно за необычную внешность. Белокосая девушка с искрящимися светлыми глазами его пленила. В чертах дочери он узнавал красоту её матери, Ланы. Старый архимаг знал, любимая дочка еще только нежный бутон, ее расцвет будет позже. Когда спадет юношеская миловидность, уйдет этот глупый, лихорадочный блеск в глазах. Вот тогда проступит заметная уже сейчас порода! Пока девочка была лишь глупеньким лебеденком. Но отчего же мечтательный лебедёнок в упор не видит ярко-зеленых глаз, смотрящих только на нее?