Интересно, смогу ли я?.. Об играх ли думать бедному безумцу? Тут я заметил, что мну кусок пластилина (в сарае случайно прихватил) и изумился. Из рук моих вылупилось крошечное существо с безобразным (не ангельским) личиком, с крыльями за спиной и рожками на темечке. Я очень испугался и судорожно сжал пальцы; существо испустило дух, недовоплотившись. Брат ее прав: алебастровые дева с юношей, подглядывающие за мной из зелени, мешают. И невропатолог прав: я боюсь женщин и работы. Что-то таинственное, разуму недоступное, мешает мне жить.
Гремела «Гибель богов», горели ароматические свечи, я пребывал в творческом экстазе, когда некий вандал проник в дом, оглушил почти насмерть мастера и уничтожил его творения. На сцену выступает призрачное существо (отнюдь не призрачное, полнокровное, четвертой группы). Кровь пролилась на меня, на полутруп. Женщина превратилась в статую с крыльями и покачала головой, исчезая навеки. Что за чудовищная сказка, Господи! Что за эстетские декорации и покровы, в сердцевине которых ощущается гниль, как зловонный запашок в изысканном интерьере… зеленые пятна разложения, прах и тлен!
По странной ассоциации идей меня потянуло в ванную. Но и стоя под холодным душем, я никак не мог избавиться от запаха… метафизического, если можно так выразиться, которого не существует в природе — только в извращенном воображении (в который раз поймал себя на мысли, что рассуждаю не как двадцатилетний студент).
Мне было очень тяжко, и ночью я вышел в сад. Она ждала у частокола.
— Ой, где твои волосы?
— Не нравится?
— Нет, и так хорошо. Почему ты вчера не пришел?
— Оглушал себя коньяком и «Снежной королевой».
— Королевой.
— Андерсен. Надя, почему так: о чем ни подумаю, к чему ни прикоснусь, все больно.
— Так ты болен, бедненький мой.
— На мне была ее кровь.
— Что ты!
— Буквально, физически. И она смешалась с моею. Следователь сказал: много крови.
— Нет, нет, она была живая в саду… просто лицо… неживое, как будто каменное.
— А крылья?.. То тоже безумная, Надя.
— Нет, — возразила она твердо. — Ни ты, ни я не безумны. Все было подстроено.
— Кем? Зачем?
— Твоим врагом. Он прислал гроб, хочет извести тебя. Но завтра ты перейдешь ко мне, ладно?
— Я не боюсь никакого врага, честное слово. Удивительно, как он смог меня одолеть. Даже после больницы — веришь? — чувствую в себе силы неисчерпаемые.
— Верю. Ты был очень сильный, сильнее любого спортсмена.
— И я тебе верю… ну, что ты о нас говорила. Только сейчас ни на какую любовь не способен. Словно все пропитано страхом и ненавистью за что твой брат меня ненавидит?
— Нет, не то слово… Наверное, он боится за меня, что я замешана в такую ужасную историю.
— Наверное?
— Мы с ним не вспоминаем об этом, не говорим.
— Как странно!
— Надя! — послышался голос из окна.
— Я люблю тебя, — сказала она очень тихо. — До завтра. Переживи эту ночь.
Легко сказать! Но я пережил. На веранде, закутавшись в плед. Большая Медведица милосердно светилась над замшелой крышей. Моя душа, сказал доктор, из царственного дворца превратилась в сарайчик, в котором прячется гроб.
Утром, трясясь от холода, я пил чай и нечаянно задел трубку телефона. Он ожил, быстро подключили (ну да, я ведь гордость Змеевки). Взял визитку и позвонил ювелиру.
— Это твой друг Макс.
— Я тебе звонил несколько раз, — глухо донеслось в ответ.
— Телефон не работал. Так приезжай?
— Как управлюсь с делами.
По ступенькам пронеслись шаги, я напрягся. Звонок. Надя, оживленная, свежая, как заря.
— Ты жив! — прижалась ко мне, обняла за шею, я ничего не чувствовал, как трухлявый пенек. Сели за столик.
— Чаю хочешь?
— Я вот что думаю, Макс! Давай уберемся в мастерской?
— Мне неприятно туда подниматься.
— Вот потому и неприятно, что разор… Ну, разреши, я сама? Я быстро.
— Улики уничтожишь.
— Господи, какие улики?
— Кровь, — я сам чувствовал, что улыбаюсь странновато.
— Макс, не надо!
— Ничего не трогай. Мне нужно вспомнить. Понимаешь, Надя? Всего лишь вспомнить! Ведь я был там, я свидетель. Но наказан беспамятством.
Это тебя твой Ангел хранит.
— Ты, что ли?
— Не смейся. Ты вспомнишь, когда будешь подготовлен. А пока… значит нельзя.
— Андрей уехал?
— Да.
— Что он тебе про ту женщину рассказывал, ну, пропавшую?
— Почти ничего. Он собирался тогда в субботу приехать, я его не ждала. Пока врач тобой занимался, меня следователь допросил — коротко — и я ушла к себе.