Я вздрогнул.
— Лицо… мне снится. Почти каждую ночь я сплю с каменной бабой.
— Это лицо? — следователь указал на посмертную маску. — Или это? — ткнул в киношную фотографию.
— Не знаю, не могу сказать…
— Ладно, оставим болезненные фантазии, будем исходить из реальных данных. Пока что основная версия — сговор. Завязка — 3 июня, когда к вам явилась Вертоградская.
— Эта роковая неделя!
— Да уж, рок. Она могла уехать в Москву к Колпакову, на Оку к Золотцеву, наконец — вернуться к вам.
— Я об этом думал… но никак не смог бы прятать одну женщину, занимаясь тут же любовью с другой. И в кемпинге ее никто не видел.
— Верно. Вот я и предположил — Колпаков. «Медовый месяц», письмо о разрыве с вами… но, подстрекаемая алчностью или чувственностью, она является сюда 10-го и сталкивается с любовником.
— С двумя, — вставил я. — Или с тремя. Письмо послано из Каширы.
— Да, явная наводка на Золотцева. Как и вещи в киноэкспедиции.
— Наводка? Разве вы считаете его чистым?
— Ни в коем случае. Я же говорил. У них взаимное алиби. С какой стати один из них покрывает другого — и наоборот? За деньги? По дружбе? Не верю.
— Их дружба, Федор Платонович, весьма сомнительная. Доктор безо всякого нажима рассказал мне про 9 мая: как Неля вихрем пронеслась по лестнице. То есть, в сущности, подкинул мотивчик, которым мог руководствоваться Семен. А этот, в свою очередь, навел на Темь: каким путем преступник мог скрыться.
— Вот почему я и говорю, Максим Николаевич: замешаны оба, но в разной степени. Один совершил покушение на вас, другой убил Вертоградскую. Во сколько тем вечером раздался первый телефонный звонок?
— В начале девятого, по словам Нади.
— Перескажите эпизод как можно подробнее.
— Я присел на ступеньку лестницы — ногу перед этим растянул, — придерживая скульптуру…
— Какую?
— «Надежду». Мы шли устанавливать ее… — вдруг у меня потемнело в глазах от сильного головокружения.
— Максим Николаевич, вам нехорошо?
— Иногда находит… головка не в порядке.
— Вы что-то вспомнили?
— Перенапрягся на этой очной ставке. Такую ненависть вдруг ощутил — предельную. Кто ж меня так ненавидит?
— Ну знаете, гробик прислать живому человеку… патология. У меня, у постороннего, от вашей истории голова болит. Коньяк еще есть?
— На кухне в пол-литровой банке.
Котов вышел — меня слегка отпустило. Странно. Странный человек. Какие-то волны от него исходят. Он был тогда с невестой! Да и вообще с какой стати…
Федор Платонович возник в дверях с банкой. Как будто воспоминание смутным ужасом, тенью во сне пронеслось и растворилось в розовых отблесках светильников. Выпили, закурили, полегчало.
— Итак, вы несли к Голицыным «Надежду». Скульптура тяжелая?
— Не думаю. Из алебастра, фигуры в полчеловеческого роста. Трубку взяла Надя — в ответ молчание.
— Все укладывается в схему! — воскликнул Котов азартно. — С кем-то из ваших друзей Вертоградская провела «медовую» неделю и неожиданно исчезла. Он ее разыскивает, естественно звонит к вам. И слышит женский голос.
— Точно! — загорелся я. — Телефонная связь у нас в деревне… ну, вы знаете. Как оглашенный орешь — еле слышно.
— Ну да, — подхватил Котов, — он звонит вторично, чтобы убедиться…
Я перебил:
— Второй звонок был, наверное, от Вертоградской. По тексту: «Я не изменял!» — дважды. Кому я мог это сказать?
— Но вот загвоздка! При Голицыной вы отрицаете очевидное и зовете к себе любовницу.
— Я почему-то не мог развязаться с ней — об этом я и на исповеди говорил… в нашем храме, Успенском.
— Эк вас заносит, — он покрутил головой. — А Наде своей как объяснили?
— Ну, очевидно — соврал. Такой, значит, я был гад! И в результате всех сюда собрал и спровоцировал убийство.
— Все равно непонятно, — заметил Котов придирчиво, — почему она вам позвонила.
— Я ж предупреждал, чтоб без звонка…
— Нет, в том смысле: откуда ей было знать про ваше новое увлечение? Ведь вы перед ней, выходит, оправдывались.
— Да на неделе приехала и что-то увидела.
— Вполне вероятно. Вы не скрывались: я вас видел и Оля.
— Я сегодня с вашей невестой познакомился.
Котов закурил.
— Вы с Олей знали друг друга много лет.
— Много лет?
— Когда-то вы покупали у ее матери молоко и познакомились.
«Господи! — взмолился я про себя. — Тут-то я, надеюсь, не нагадил? Не соблазнил? Не разрушил?..»
— Я покупал у нее «Христианский вестник».
— Ага, — Котов усмехнулся. — Сейчас это модно.