- Я вижу, - сказала она наконец. - Я вижу то, что видела ты, досточтимая. Она прекрасна.
- Возвращаемся, - сказала Гатэ конюху. - Поворачивай плавно. Ветер прохладный сегодня, да? - она повернулась к Камайе. - Сын зашёл ко мне с утра. Он берёг левую руку, и от него пахло кровью. Ты ранила его в сердце?
Камайя закрыла глаза и стиснула зубы. Кровь пульсировала в висках.
- Я просила его уйти, но он не уходил.
- Если много раз просить, он действительно уйдёт, Камайя. Ты хочешь, чтобы он молча ушёл, или чтобы он сказал и остался?
- Я достаточно слышала его слов. - Камайя мрачно усмехнулась. - Не беспокойся, досточтимая, на людях мы ведём себя тихо, а мои слуги мне верны. Почему ты выехала сегодня? - отчаянно попыталась она сменить тему. - Ты так редко выходишь, Улхасум.
- Сгущается чернота… Мой мир скоро погаснет. - Гатэ печально опустила голову. - Всё темнее и темнее. Решила напоследок увидеть то, что мне дорого… Пусть и чужими глазами.
- Может быть, пригласишь Аулун?
- Да. Да. Однажды она прояснила тьму… Думаю, сможет прояснить и эту.
Запахи жареной баранины плыли в сухом воздухе, две золотые хэги бежали у ног старенькой лошадки Гатэ, и конюх медленно вёл её по стойбищу, мимо шатров, пахнущих кислым молоком и неистребимым бараньим духом. Камайя накинула капюшон и поправила свою красивую войлочную шапочку, закрывающую уши. Она не будет ждать весны. Она уйдёт отсюда, как только закончатся зимние праздничные дни.
- Досточтимая, когда последний день праздника? - спросила она, глядя, как девушка рисует на снегу обережные знаки, насыпая на белизну золу из очага.
- Торопишься? Ещё четыре дня. Эным соберутся и скажут точнее.
- Странно, что праздник не связан с полнолунием.
- Он связан с полнолунием. Каждый год Габо вырастает до полного размера, как открытый полностью обод шатра, но это не время для праздника. Когда обод приоткрыт, Выы выносит духоту и старое, меняя на свежее и новое. Праздники нужно завершать до полнолуния, пока звезда Мыр всё ещё видна над горизонтом, и посвящать оставшееся время проветриванию души от всего, что накопилось за год. А потом дарить друг другу тепло, чтобы заполнить им чистый, выстуженный шатёр, свободный от прошлого. Полнолуние не празднуют… Это время, когда душа должна очищаться.
- Меня измучил запах баранины в шатрах, - призналась Камайя. - К концу пути я уже пропиталась им вся. Это нельзя было выветрить.
- Хасэ разделывают овец в шатрах и хранят там мясо. - Улхасум весело пожала плечами. - Ты чувствительна к запахам? Я одно время любила духи. Мне возили их из Телара.
- Да. Очень чувствительна. - Камайя сжала зубы, прогоняя воспоминания и мурашки, вызванные ими. - Как оказалось, даже больше, чем думала.
- Степь покорила меня ранним летом. Июнь… Я гуляла по холмам, на которых косили траву для таохейских лошадей, - они не умеют есть из-под снега, - и пропитывалась ароматами жизни. - По щеке Улхасум ползла одинокая слезинка, и она смахнула её. - Камайя, может, останешься до июня? Твои глаза увидели бы много красоты, которую я уже не увижу.
- Улхасум, ты рвёшь мне сердце.
В носу щипало. Камайя направила Дамал левее, ближе к чалой, потянулась и осторожно пожала руку Гатэ, лежавшую на луке седла. Та улыбнулась, и улыбка протянулась сквозь сердце, как бьющаяся струна.
- Не плачь. - Трое слуг спустили Улхасум с лошади, и она стояла, оправляя одежду. - Ты должна быть сильной. В покоях не пахнет бараниной… Тебя не радует это? Улыбнись!
Камайя не искала среди улыбок нужную. Эта была искренней, и ответная, которую подарил ей Эрту у ворот - тоже.
- Госпожа, Йерин кричала на нас, - сказала Вирсат, встречая её у дверей. - Тинхэн сказала, что нас с Дерре сдала Нуун. Она увидела нас и предупредила улсум Туруд. Ты оставишь это так, госпожа? - тихо спросила она, увидев, что Камайя, поджимая губы, заходит в покои. - Ничего не сделаешь?
- Я не могу ничего сделать. - Ачте остыл, и Камайя поставила заварник к очагу, на решётку. - Я не могу начинать войну с Нуун… И с Йерин. Почему Йерин вдруг нарисовалась? - спросила она, поднимая глаза на Вирсат.
- Она обозлена, что… Прости. Рисэл так и не была у господина Аслэга, а уже две ночи прошло. Кажется, она из-за этого негодует. Девушки сказали, она шипела «я уничтожу эту арнайскую...» Дальше там было нехорошее.
- Не была у Аслэга?
- Да. В первую ночь его вообще не было во дворце, а вторую он провёл в покоях госпожи.
Камайя стояла, сцепив пальцы, и смотрела в огонь. В сущности, какая разница? Он говорил что-то про эным с лентой и свадебные подарки… Не Рисэл, так Нуун, не Нуун - так Тинхэн или Иймэт. «И это будешь не ты». Представить эту юную девочку с восторженно распахнутыми глазёнками через пару десятков лет в роли новой Улхасум не получалось. Она больше походила на робких Далэй и Заар, сидящих в бесконечном ожидании в заброшенном гареме Бутрыма.