Где-то поодаль слегка скрипнуло кресло и раздался шорох бумаг, потом послышались приближающиеся шаги.
- Ты решила оспорить волю Ул-хаса, маленькая хасум? - в ушах шумело, и голос доносился до неё как сквозь завывание Выы. - Ты решила пойти против воли Тан Дан, что говорит устами повелителя степи? Не слишком ли ты осмелела? Откуда такая вера?
Алай зажмурилась, вжимаясь в каменный пол. Сейчас прикажет схватить её… Бросить в темницу… Зачем она пришла?! Глупая, глупая…
- Пощади его! - в отчаянии крикнула она, зажмуриваясь ещё крепче. - Он клялся, что не сделает этого! Он не мог! Возьми мою жизнь, но не убивай его, умоляю! Не делай этого! Так нельзя!
- Сахмаал… В темницу её. - Черно, черно перед глазами, Мать Даыл, спаси… - Ты знаешь, что делать?
- Да, Ул-хас.
Её подхватили под руки и вынесли за дверь. Алай стояла, шатаясь, и светлое помещение билось чернотой в глазах. Её взяли под руку и вели куда-то… Наружу, в холод и ослепительный свет, потом из каких-то ворот. Она брела, шатаясь, и видела лишь немного снега перед собой, а остальное заслонял страх.
- Пропустите. - Сахмаал махнул рукой, потом сказал несколько слов на ухо одному из усымов у ворот воинского двора, и охранники расступились, открывая ворота. - Отведи.
Алай брела за парнем. Тело и ноги были будто из свежего творога, и она еле поднимала их, рассыпаясь по этому снегу. Вот и всё. Мать Даыл привела её туда, куда ей и дорога. Она осмелилась спорить с Отцом Тан Дан, который устами Ул-хаса свою волю изъявляет, и теперь её жизнь не стоит и одной сухой метёлки ковыля. Травы шелестели над ней с Хараном, когда он остановил её у курганов Хайар, и теперь они оба лягут в таком же кургане…
- Прошу… Похороните меня вместе с ним, - прошептала она, давясь слезами, спускаясь по какой-то тёмной лестнице. - Хоть в смерти не разлучайте…
Сахмаал хмыкнул и слегка подтолкнул её в спину, и она остановилась, закрывая лицо ладонями. Раздался какой-то лязг. Она сжалась. Цепью прикуют!
- Маленькая…
Огромные тёплые ладони обхватили её лицо, и сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Харан наклонился над ней, суетливо целуя, приподнял и сжал так сильно, что рёбра заболели. Алай, не веря неожиданной последней радости, шарила ладошками по его лицу, потом обхватила его ногами и повисла на нём, впиваясь пальцами в плечи.
- Харан… Прости… - Она судорожно цеплялась за него, путаясь пальцами в его волосах. Сколько у них времени? Пять минут? Десять? - Не отпускай… прошу, не отпускай…
Харан целовал её так яростно, что губы заболели, и Алай слегка отстранилась. Он перевёл взгляд ей за спину и почему-то улыбнулся.
- Ты… Ты отпусти меня, Алай. Пойдём. Пойдём, тут грязно.
- Нам позволят… В последний раз… Харан?!
Он положил ей руку на плечо и повёл к лесенке, разминая плечи и шею. Она шагала наверх, в душное, тесноватое помещение, и на последней ступеньке остановилась и обернулась. Харан смотрел на неё снизу, а глаза его смеялись.
- Да что ты будешь делать… - пробормотал он, осторожно отцепляя её руки от своего халата. - Алай… Погоди… Да погоди ты…
Во дворе раздавались голоса усымов. Алай прижалась к груди Харана. Он зажмурился, потом поднял голову и посмотрел на неё.
- До дома не могла дотерпеть? - спросил он, осторожно перекладывая её с себя на халат, лежащий рядом, и сел. - Я вроде и не болтаю слишком, чтоб меня поцелуями затыкать. Отпустили меня… Сказать не дала. Одевайся… Ох.
Алай непонимающе посмотрела на него, потом на тесёмки, лежащие на полу, потом снова на Харана. Он попытался завязать обрывки завязок на рубахе, потом покачал головой и просто накинул сверху свой халат.
- Отпустили?!
В голове было пусто, и она просто сидела и смотрела, как он пятернёй пытается привести в порядок волосы, которые она спутала, и улыбается ей.
- Ты на меня и правда как в последний раз накинулась. Отпустили, отпустили. Алай, ты чего перепугалась так?
Она встала и тоже накинула халат. Уцелевшие завязки не хотели слушаться. Пальцы дрожали. Она заплакала. Чернота отступала, Алай не верила до конца в то, что всё - правда, но Харан был рядом, он надел на неё тёплый халат и за руку вывел во двор, и никто не останавливал их, когда он вёл её из ворот, лишь кланялись ему и приветствовали. Она вцепилась двумя руками в его ладонь, шла и плакала, сердце билось в горле и между их руками, а счастье переполняло её, искрилось и совершенно нестерпимо щипало в носу.