— Зоя, если бы я знала, что тебя это так гнетет…
— Да знала ты все! Все знала! — Зоя достала платок и промокнула уголки глаз. — И про меня знала, что никуда не денусь. И про Михаила Степановича. Что любил он меня…
— Не хочу ничего слышать о Михаиле Степановиче! — Анжелика Федоровна картинно закрыла уши. — Что ты, право, за язва такая?!
— Чего уж теперь уши-то закрывать? — проговорила Зойка, трубно сморкаясь в платок. — Михаилу Степановичу ни тепло и ни холодно от этого не будет. Да, любил он меня. И я его. Даром что старше меня на два десятка лет. А вот полюбила. Может, еще и поэтому уйти не смогла.
— Что же я, по-твоему, уступить его тебе должна была? — ледяным тоном поинтересовалась Анжелика Федоровна.
— Я же не дурочка, хотя ты меня такой всегда считала. Ради Зойки из Лешунов он бы не бросил столичную Анжелику. Да и положение у него было не то. Так что мне с тобой делить нечего. А дети… Я им только самого лучшего хотела. На себя уже не смотрела, лишь бы им хорошо. Да, видно, просмотрела я что-то, Федоровна. Как есть просмотрела, — Зойка снова расплакалась. Сколько себя помнила, никогда не плакала перед Фифой. Губы кусала до боли, а не плакала. — Мне же теперь и надежды ни на кого нету. Как была ни с чем, так и осталась. Все ты, дура старая! Фотографии она сидит рассматривает!
— Зоя…
— Ну что Зоя?! Что Зоя? Соберусь вот — и поминай как звали. Вожусь с тобой, вожусь, а зачем, сама не знаю… — всхлипывания становились все реже, пока последние слова не прозвучали почти шепотом. Усталым шепотом давно уставшей женщины. — Своих забот, что ли, нет? Вся вон как есть извелась. Все думаю о жизни своей разнесчастной. Такая тоска на сердце, что, кажется, грудь вот руками разворотила бы: посмотреть, есть ли там еще что-то, кроме тоски этой. Темно мне, Федоровна. Страшно. Не так жила. Не то делала. Учительницей хотела стать — не стала. Из детей своих людей сделать — не сделала. Ехидны какие-то выросли.
Мишка, как и дед его покойный, папаня мой — копейки мимо себя не пропустит. Ножками всех передавит, а дотянется. А Анюта? Да, да, вот эта самая Анюта с бантами! И себя погубила, и внука моего. Сироту из него сделала…
— Как это сироту? — тихо, но с каким-то звоном в голосе переспросила Анжелика Федоровна, сидевшая все это время молча.
— А вот так! То ли сама в детский дом сдала, курва, то ли забрали его у нее. Я ткнулась было, а мне говорят: «Старая ты, чтобы над дитем опеку иметь». Да и прописана я у паскуды этой в доме, который от сарая не отличишь. Мишка родимый расстарался.
— Боже мой, — закрыв рот сухонькой рукой, произнесла Анжелика Федоровна. — И где же он теперь?
— Сказали, что усыновили его. Давно. Иностранцы какие-то. И увезли.
— Как же так? И ты ничего не сделала?
— А что я могла? — снова разрыдалась Зоя, забыв о многолетней сдержанности, о своей гордости перед вздорной старухой. — Своей жизни нет, где уж тут мне чужую устраивать?
— Что говоришь, глупая ты корова? Чужую! — воскликнула старуха гневно. — Бороться надо было! Бороться! И нечего тут реветь белугой! Что за нелепая женщина! Ну! Искать надо. Вернуть надо! Разве непонятно?
— Кого искать? Зачем? Иностранцы ведь. Небось, жизнь у них не такая, как у нас. Культурнее. Пусть уж так. А я… Видно, проклятая я. Как есть проклятая. И жизнь моя проклятая!
Анжелика Федоровна с трудом поднялась, обошла стол и обняла Зою за плечи.
— Ну, ну! Не надо, Зоюшка. Все перемелется, мука будет. А как же иначе? Что толку сокрушаться о прожитой жизни? Все равно ведь ничего не вернешь. Бесполезно. О хорошем думать надо. О хорошем. Тогда и на сердце легче, и жалеешь себя меньше. Помнишь, как Мишка в детстве нам разные загадки загадывал, помнишь? Придет из школы и давай нас донимать! Как это он говорил?.. По дороге идет мальчик. Он несет сдавать бутылки. На пути стоит пьяница, не пускает его. Рядом с пьяницей яма. Как поступить мальчику?
— Бросить в яму бутылку и крикнуть: «Водка!» — хихикнула Зоя сквозь слезы. — А как он, негодник, Анюту частушкам научил, помнишь? «Во саду ли, в огороде бегает милиция. Поднимайте, девки, юбки, будет репетиция».
Обе старухи зашлись неудержимым, астматическим смехом.
— «Я сидела на комоде, шила юбочку по моде, по бокам карманчики, чтоб любили мальчики», — простонала Анжелика Федоровна, выудив из памяти очередную частушку.
— Да уж! Кого-кого, а мальчиков у нее было предостаточно!
— А вот — очень актуально! — взмахнула рукой Анжелика Федоровна. — «Мальчик на улице доллар нашел, с долларом мальчик в «Березку» пошел. Дедушка долго ходил в Комитет, доллар вернули, а мальчика нет».