Но через неделю Дима вдруг встречает приятеля, которого давно не видел. Приятель цветет и пахнет дорогим мужским парфюмом. У него новая машина, новая девушка и новый бумажник, набитый новыми, хрустящими купюрами. Приятель с радостью делится своими успехами в бизнесе. Жизнь, оказывается, прекрасна!
Тем же вечером меняется Димин взгляд на мир.
Что? Плыть по течению? Какая нелепость! Какая слепота! Под лежачий камень вода не течет. Надо немедленно что-то делать! Действовать! Грести из всех сил к своей прекрасной цели. Как можно сидеть и ждать, будто кто-то что-то принесет тебе на блюдечке с голубой каемочкой?
Сейчас же достается записная книжка и целый вечер посвящается звонкам.
Если первая травоядная истина не приносила Диме ни дивидендов, ни особых убытков, то вторая, хищническая, рожденная капитализмом, бросала его в глубокое финансовое расстройство. Если он продавал пейджеры, то они ломались у покупателей на следующий день. Если закупал косметику, которая, судя по уверениям опытных сетевых маркетологов, должна пользоваться бешеной популярностью у дам бальзаковского возраста, то именно к этой косметике неожиданно все категории женщин проникались упрямым недоверием и покупать наотрез отказывались.
И вот этот человек, побуждения которого легко читались, как рисунок на ладони, ждет ее в Лондоне в странном амплуа то ли агента 007, то ли подпольного Корейко. В любом случае ее Димочка либо ловко притворялся бедненьким и несчастненьким молодым человеком, либо его изменили какие-то странные обстоятельства, объяснить которые в данный момент она не могла при всем желании.
Ну и пусть все идет своим чередом! Как говорил Димка, следовало расслабиться и получить удовольствие.
В аэропорту Димки не было. Она уже хотела разозлиться, но вдруг в толпе встречающих увидела человека в красивой черной униформе, фуражке и черных перчатках. В руках он держал табличку с надписью:
«ДАША! СЛЕДУЙ ЗА ЭТИМ ЧЕЛОВЕКОМ!».
— Боже! Что еще такое? — простонала она, подходя к нему. — Я Даша. Уберите это.
— What?[16]
— Май нэйм из Даша!
— Follow me, please[17], — незнакомец в униформе широким жестом пригласил ее за собой.
— Ах, я бедная овечка, — пробормотала Дашка хмуро.
— May I take your baggage?[18] — предложил ее провожатый, похожий на немца времен Второй мировой, только без знаков различия.
— Нет уж. Я сама, — спрятала Дашка свою сумку за спину.
— As you like, miss[19], — безропотно согласился «немец».
Пройдя весь зал, они вышли через стеклянную автоматическую дверь. У входа стоял серебристо-серый «роллс-ройс».
Когда «немец» подошел к машине и, почтительно сняв фуражку, открыл заднюю дверь, Дашка застыла на месте.
— Please, miss[20].
— Я не верю в это, — произнесла она потрясенно. — Этого просто не может быть.
Водитель «роллса» молча ждал.
— Наверное, я сплю, и мне снится особенно издевательский сон. Так не бывает. Что, вы хотите везти меня в ЭТОМ? Да? Ну, ладно. Поеду. Только…
— Are you ОК?[21] — чуть склонил голову водитель.
— Нет, ничего. Не обращайте внимания, — махнула рукой Дашка, осторожно усаживаясь в салон и тут же ощутив себя в нем неловко и одновременно сказочно. Неловко в основном из-за того, что в такой машине, как ей казалось, нельзя ездить в простых джинсиках, кроссовках и китайской курточке. К этой машине весьма кстати оказалось бы вечернее платье, меховое манто и бриллиантовое колье на шее. И если все это еще ждет ее впереди, она просто сойдет с ума. Минские Новинки[22] ждут не дождутся бедную девочку Дашу.
Водитель в это время аккуратно надел фуражку, захлопнул дверь, обошел машину, сел за руль с правой стороны. И все это методично, с неподражаемым достоинством хорошо вышколенного дворецкого.
Даша сжалась в уголке мягкого дивана, ошеломленно оглядываясь. Салон был обит, судя по всему, кожей. Здесь имелся телевизор, музыкальный центр и бар. Все строго, но изящно. Салон машины наводил на мысль о джентльменах в смокингах, спускающих миллионы одним движением руки, и о женщинах, не поднимавших в своей жизни ничего тяжелее бокала мартини.
Когда машина мягко откатилась от здания аэропорта, под Дашей что-то запищало. Она вскрикнула от испуга. Водитель и ухом не повел, так как был отделен от пассажирского салона прозрачной перегородкой. Иначе была бы беда.