На пороге ее комнаты возникла мужская фигура. Знакомые, очень знакомые черты лица, но из-за пелены в глазах не рассмотреть хорошенько.
— Ты… Пришел? — спросила она, в изнеможении протягивая к нему руки.
— Ага, — отозвалась испуганно фигура. — Я, мама Лика. Ну как ты тут?
Мама Лика… Так ее называли Зойкины дети. Мама Лика.
Анжелика Федоровна совсем запуталась. Все перемешалось в ее бедной голове от странного, двоякого ощущения. В ушах появился шум, природу которого она никак не могла определить. Впрочем, этот шум напоминал аплодисменты. Да, бурю аплодисментов. Овацию! Вспышки света вокруг! Радость в душе и запах цветов, которые ей дарили! Она увидела себя на афишах…
Засл. арт. БССР и РСФСР
АНЖЕЛИКА ЗАБОЛОТСКАЯ
поет арии из опер и оперетт:
«Кармен»
«Чио-Чио-сан»
«Сильва»
«Летучая мышь»
«Веселая вдова»
«Браво! Бис!» Гром! Свет! Крики! Было! Было! Было!
Она вспомнила! Как она могла забыть самое прекрасное в своей жизни — признание и радость публики? Нет! Все это с ней! И все в ней! Ничего не пропало, не растворилось, не исчезло! Господи, какое же это счастье — помнить и хранить былой свет, былые чувства, былую радость так, словно не существовало лет, опускавшихся на память плотной, непроницаемой завесой. Теперь занавес упал, и она видела себя прежней! Во всем блеске молодости и счастья. Счастья… С ней Михаил Степанович. С ней дети. Дети. Она и дети. Их имена… Аня и Миша. Ее дети. Такое забыть непростительно для матери!
— Мама Лика, ты что? Что? Плохо? Тебе плохо? — сквозь грохот в ушах услышала Анжелика Федоровна. — Это я, Миша. Сынок твой. Помнишь? Что тебе дать? Таблетку? Где таблетки?
— Я… не… готова, — произнесла она, с трудом выговаривая слова. Так странно. В голове слова стройные, а вот выговорить не получается. — Не готова, Мишенька. Be… чером приходи. Вечером…
— Вечером? Что вечером?
— Я уйду с тобой ве… вечером. Спокойно… уйду. Не сейчас. Умоляю…
— Так я тебя никуда не заберу, мама Лика. Ну что ты?! Послушай, мама Лика. Мне поговорить с тобой надо. Слышишь? Ты квартиру на кого отписала? На Зойку? Или не отписала еще? Не надо на нее, мама Лика! Она только и ждет этого! Мама Лика, родненькая, у нас совсем с квартирой беда! Ни развернуться, ни повернуться! Внуки, внуки-то твои, слышишь, в одной комнате! Нам квартирка нужна, мама Лика! А мы уж за тобой как следует присмотрим, — жаркий, непонятный, неприятно пахнущий шепот лился в ее ухо. Она не понимала.
Спустя минуту странная фигура отлепилась от ее уха и отошла к окну.
— Наинка! Нету времени объяснять! Старухе плохо. Тащи сюда нотариуса! Да, да, скорее, пока сука эта не вернулась! Живо, говорят тебе!
Вспышки одна другой ярче сверкали перед глазами. Анжелика Федоровна пожалела, что никто этого не видит. Мир пустился в красочный, безумный пляс, похожий на карнавал в Рио-де-Жанейро. Били барабаны, гудели трубы. Вихрь южных звезд, вдруг вздумавших падать с неба, закружился в вальсе вокруг нее…
— Мама Лика, тебе надо подписать несколько бумаг. Слышишь? — раздался в пустоте напряженный, лихорадочный голос. — Вот ручка. Подписать… Держи крепко ручку, не роняй.
— Анжелика Федоровна, хорошенькая вы наша, подпишите. Бога за вас будем молить! Сама лично каждую неделю по свечке… Или по две… Родненькая вы наша, мы же вас так любим. Все для вас…
Она заплакала, как маленькая девочка, ничего не в силах с собой поделать, потому что откуда-то пришла неожиданная жалость к самой себе. Жалость слабого, маленького человека, очутившегося на пороге самой большой Неизвестности, какая только существует в мире. И переступить этот порог она должна была в полном одиночестве, не неся с собой ничего, кроме своей памяти и своих чувств, страстно стремившихся удержать тело от этого последнего шага. Такой малой показалась жизнь! Она растратила ее, словно азартный картежник состояние, за одну вселенскую ночь. Это только кажется, что жизнь — долгая дорога. Стоя у порога Неизвестности, ее можно измерить дюймовой линейкой. Все ее повороты, все ухабы и овраги вдруг оказываются крохотными и незначительными, как на топографической карте, и от этой незначительности собственного пути становилось страшно…
— Вы, простите, кто такие? — новый голос.
— Мы родственники! Не могли бы вы уйти, девушка? Вы здесь чужая.
— Может быть, но я вижу, что Анжелике Федоровне плохо. Вы вызвали «скорую»?
— Это не ваше дело!
— Человеку плохо, а вы говорите, что это не мое дело?! Интересные люди!
Ускользающее сознание Анжелики Федоровны отметило движение рядом с собой.