А потом тот ветерок ласковый, который сперва лишь легонько касался, мощь набрал. Закружил, завертел, и снег вокруг нас свил в тугой вихрь, и смешалась сила: моя огненная, внезапно рванувшая вперед, точно в отчаянном броске, и его ледяная, не сдерживаемая крепкой рукой, неподвластная больше контролю. Схлестнулись они и вдруг сошлись в безумном поцелуе. Зажгли огонь ледяной. Разгорелся он, взметнулся высоко-высоко, выше вековых сосен. И нас обоих жег, оплавлял.
Холод может обжечь, как и пламя, в этом похожи они. А потому не отпрянули силы, сплелись воедино, еще крепче притянув друг к другу тела.
Это я должна была оттолкнуть. Мне следовало расплатиться за спасение. Нужно было только отдать толику тепла…
Я смеяться пыталась, сравнить думала с тем, что прежде поцелуями называла, а теперь вовсе понять не могла, целовал ли кто по-настоящему хоть когда-нибудь. Казалось, прежде ничего подобного не знала, раньше вовсе чувствовать не умела. Как разорвать, если не вспомнила даже, что должна это сделать?
Не покачнись я на своем пеньке, так бы и умерла от этого поцелуя. Но подвели ноги, ослабли. Я бы и удержалась, конечно, за такие широкие плечи грех не удержаться, но стоило покачнуться, как хозяин льда мигом почувствовал и отклонился. Снег под ногами такой твердый и надежный вдруг рыхлым стал, и опустил меня Сердце Стужи на землю, вот так разом и опустил, только ладони мои горячие по его груди скользнули. И ведь не желала я силу призывать и не помышляла даже. Что говорить, если толком ей не владела, не знала, как умеет дар против воли выплескиваться. Но когда очутились ладони мои напротив холодного сердца, весь огонь к рукам прихлынул, одним мощным рывком точно ударил, как будто в отличие от меня ощущал, что вот сюда ему проникнуть нужно, разбить, расплавить средоточие чужой магии. Вспыхнули ладони ярко сине-красным пламенем, и Бренн покачнулся, на шаг отступил. А я на снег стекла, как вода талая. Вовсе сил не осталось. Я тепло отдала с поцелуем, а после весь огонь, что внутри был, от ответа Сердца Стужи взметнулся в душе, в тело напротив перетек.
— Чародейка, — негромко хозяин льда произнес. Негромко, но отчетливо так, точно изо всех сил сдерживался и цедил потому сквозь зубы. Словно я враг, и не было только что волшебства, и сосны кругом в ледяном огне не горели.
Думала, бросит в снегу, чтобы наверняка замерзла. Но присел на корточки, голову мою поднял, заставил на себя посмотреть. И вгляделся пристально так: не знала уж, куда от его взгляда деваться. Не сразу сообразила, что глаза потемневшие не холодом, гневом пылают.
— Знаю, силу не контролируешь и сдерживать не умеешь. Не нарочно огнем ударила, а иначе бы этот миг твоим последним стал.
Откуда мне что-то уметь, если прежде так много огня в себе не замечала.
— Сила лишь рядом с тобой и просыпается, — сказала и отвернулась. Хотелось мне с головой в снег окунуться, потому как лицо теперь огнем горело, а руки и ноги, напротив, ледяными казались. Еще и тело стал холод жечь, жег и жег, пока не начала кожа все слабее его воспринимать. Зубы застучали, а потом вовсе тяжело говорить стало.
— Чт-то не уходишь? Расплатилась я с тоб-бой. Отпускай теп-перь.
Качнул головой, а после взял за плечи, поднял из снега и вдруг плащ свой снежный, прозрачный, который за спиной его стелился, на меня накинул. Закутал и на руки поднял.
Затаилась я тогда, а мысли в голове совсем смешались. Не могла понять, что сейчас и думать. По всем легендам, которые о Сердце Стужи слышала, была я не жилец на этом свете. Как пить дать должен был насмерть заморозить за удар огненный, которого не ждал, который иного точно на месте бы положил, ведь в сердце оказался нацелен. Но стало в плаще из снежинок тепло, а он не спешил морозить, даже на землю не опускал, шел куда-то, по-прежнему держа меня на руках. А потом голоса послышались. Сперва издали, после все ближе и ближе, и вдруг увидала я сани запряженные, а на них оба брата ехали, лошадь понукали и разговор вели. От удивления ахнуть хотелось, а удержаться смогла, потому что дошло, не видят они нас. Между санями и Сердцем Стужи тонкая перегородка взялась прозрачная, чистая, лишь по ледяным узорам отличимая от воздуха. Мы все видели по эту сторону, а по ту — нас не замечали.