Выползла, загребая горстями снег, упала на твердую землю, стараясь отдышаться, ощутила на лице горячие слезы, но тут же почувствовала, как сдувает их ласковый ветер. Иссушив, проходится легким прохладным прикосновением по щеке, и тогда я вскинула глаза и увидела, что неподалеку стоит Он и улыбается. Такой родной, такой желанный, самый лучший, самый нужный на свете.
— Добралась? — спрашивает.
И улыбка, и голос — все как наяву.
И подскочила я тут же, позабыв про усталость, что к земле склонила. Побежала к нему, чтобы преодолеть всего несколько шагов, и вдруг развернулась поляна между нами непроходимым бесконечным полем. Вьюга начала кружить и стонать, и снова холод, снова тоска, но я знала, если только доберусь, если подхватит, прижмет к груди, то закончится эта мука.
Но никогда, ни единого раза не могла я дойти.
Сколько раз просыпалась в слезах, часто до восхода солнца, когда лишь темень во дворе, но снова уснуть не выходило. Поднималась с лавки, которую теперь из холодной и узкой комнатки без окна, что больше на чулан походила, к Снежинке моей перенесли, и принималась из угла в угол ходить. На цыпочках, стараясь, чтобы половица не скрипнула, сон детский не потревожила. А иногда и вовсе во двор выбиралась и там же, на крыльце сидя, кутаясь в отданный насовсем полушубок, встречала рассвет.
Мне казалось, я хорошо эту тоску скрываю, умело притворяюсь, что вот теперь, когда меня не иначе как чародейкой огненной величать стали, когда косые взгляды улыбками приветливыми сменились, а я будто и правда позабыла о прежнем отношении, точно никто не догадается о занозе, поселившейся в сердце. Но тот, кто искренне любит, без лишних догадок способен почувствовать. Ведь о спасении своем, о Сердце Стужи лишь одному человеку я поведала — сестренке. Точно знала, она никому и слова не скажет. А самой на сердце эту тайну таить, никому о Нем не рассказывать, совсем не под силу оказалось. Хоть иногда, хоть парой фраз, но нужно было снежного мага коснуться, иначе чувства будто с ума сходили.
Вот и в одну из ночей поднялась с лавки, принялась из угла в угол тихонько ходить, когда Снежа моя привстала вдруг с подушки, сонно потерла кулачками глаза и приметила меня, замершую в уголке. Луна яркая в окошко светила, оттого сестренка сразу углядела.
— Веснуша, а что ты не спишь? — Сама уселась, одеяло пушистое на плечи натянула.
— Пробудилась что-то, ты ложись, Снежа, ложись. Отдыхай. Если хочешь, сказку тебе расскажу.
— Про него расскажи, — попросила сестренка, укладывая темноволосую голову на подушку.
— Про него… — Я губу закусила, но спорить не стала и вида не подала, как самой в этот миг хотелось хоть немного о Нем поговорить.
— Расскажи, какой он.
— А я ведь рассказывала. Точно ледяной великан.
— А еще его снег слушается.
— И снег, и ветер, и каждая льдинка.
— Весса, — сестренка вдруг снова привстала на локотке и обратилась ко мне, не назвав привычно ласковым прозвищем, — если он тебя спас, почему ты из-за него плачешь?
Сердце сжалось в груди от прямого вопроса, слишком взрослого для ребенка.
— Разве плачу, Снежинка?
— Я раньше думала — он плохой, не зря ведь никто по имени не зовет, и все его боятся. А он тебя спас.
— Он вовсе не плохой, просто не такой, как мы — люди. Силой великой обладает, а ведь с ней нужно управляться. Пожалуй, суждено меняться всем, кто подобной наделен, а иначе и быть не может.
Я вот собственной магией не овладела пока, кроме как согреваться, ничему не научилась. Не могла столько огня призывать, сколько в присутствии Бренна выходило. Сейчас по его совету копила силу. Ведь нынче отказа в одежде и иных просьбах не было, а потому не приходилось саму себя отогревать.
— Если он неплохой, можно мне его позвать?
Ох, как напугала сестра меня в тот миг.
— Что ты! Не смей! — выпалила, прежде чем подумать успела. Еще и сорвалась к ней, обняла крепко, к себе прижала, чтобы и правда ненароком не услышал, не пришел, не забрал. — Не нужно, слышишь, никогда не нужно его звать. Обещай мне!
— Я для тебя позвать хотела, — сестренка уткнулась в мое плечо, — чтобы ты больше не плакала.
Удивительно, как жизнь переменилась. Ко мне теперь не то что братья, мачеха ласковой сделалась. Все Вессочка да Весенка. Прежде указания раздавала, а теперь просила с улыбкой: «Не поможешь ли по хозяйству?» А один раз я их разговор с отцом услышала, и обсуждали не что иное, как женихов будущих.
— Теперь и к Вессе придут. Думали, младшую выдадим, а, не ровен час, старшую вперед сведут.