— Данаани? — позвала я, не имея ни малейшего понятия, слышит ли она меня и понимает ли.
Она энергично закивала в ответ.
Я сглотнула, перевела дух.
Господи, неужели так я выгляжу со стороны? Невысокая, несуразная и… угловатая. Мальчишка и есть, даже груди в мешковатой кофте не видно. Что ж, новость хорошая: я зря так волновалась по поводу своего веса, новость плохая — сексуальности во мне ноль целых и ноль десятых. Если у них тут Данаани считается серой мышью, то для меня в словаре просто нет достаточно невзрачного эпитета.
— Маа’шалин… — окликнул меня Хадалис, но я никак не отреагировала.
Принцесса в моем теле по ту сторону зеркала приложила к поверхности ладони с растопыренными пальцами и несколько раз с силой шлепнула ими, всем видом давая понять, что мне нужно сделать то же самое. Возможно, если я последую ее подсказкам, все, наконец, закончится?
Я уже протянула руки — и остановилась. Я что, в самом деле могу снова вернуться домой? Прямо через минуту или даже раньше? И скорее всего больше никогда не увижу своих мужчин? Своих… надо же.
Ноги вдруг стали такими тяжелыми, что даже устоять стало непросто.
— Сделай, как она говорит, — торопил меня Тан, — пусть это все закончится. По твоей вине она застряла в Пустоте, и только ты можешь это исправить. Чем раньше — тем лучше, здесь нечего тянуть.
— Не слушай его, Маа’шалин! — выкрикнул Граз’зт. — Это наверняка какая-то западня.
— Если ты думаешь, что все это время мне было легко смотреть, как она делит с тобой постель, и я не прочь еще немного порастягивать это «удовольствие», то ты еще больший болван, чем я думал. — Тан не церемонился в выражениях.
— Чего я действительно не понимаю, так это почему до сих пор не свернул тебе шею, — прорычал Граз’зт.
— Не надо! — остановила его я.
Собственный голос сломался с каким-то обреченным треском. Голова стала тяжелой. Мысли — вязкими.
Больше всего на свете мне хотелось оглянуться, еще разок увидеть вихрастую голову Рогалика, всегда спокойное лицо Хадалиса. Просто еще несколько мгновений посмотреть на них, чтобы сохранить в памяти, как величайшее сокровище. Но я знала, что если поддамся слабости, то уже не смогу поступить правильно. Ведь я просто слабая соплячка, которая, чего уж там, позволила себе размечаться о том, что у меня может быть капелька счастья. И я в тайне надеялась, что произойдет волшебство — и вся эта абсурдная ситуация разрешится самым подходящим образом. Пусть я пока и не знала каким.
Принцесса по ту сторону зеркала снова ударила ладонями по стеклу.
— Маа’шалин… — окликнули Граз’зт и Хадалис одновременно, когда я в одно движение приложила свои ладони к зеркалу так, чтобы они совпали с ладонями принцессы с обратной его стороны.
«Ты все делаешь правильно, Семенова. Ну и что, что больно? Ты сильная, между прочим. Помнишь, как сломала ногу и…»
Мои мысли взорвались, словно в голове взорваласьнебольшая бомба. Тело стало тяжелым, по венам пронеслась огненная вспышка. Чтобы не кричать, пришлось закусить губу, но, кажется, я все равно не сдержалась. Из глаз брызнули слезы, когда невидимая сила потянула меня в самую огненную геенну.
Возможно, если бы я не сопротивлялась, то все прошло бы более гладко, но самая страшная правда была в том, что я боялась снова возвращаться в свою реальную жизнь. Боялась, что мне не хватит сил воскреснуть из руин. Я же не феникс.
Сколько времени это продолжалось? Одну, две минуты? Вечность? Я не знала. В голове завертелась чехарда из образов моей жизни в теле Данаани, которые растворялись, уступая место моим реальным воспоминаниям.
Последняя вспышка боли все-таки вытряхнул из меня последние силы. Понятия не имею, почему до сих пор держусь на ногах, но сейчас мне больше всего хотелось лечь и не шевелиться. Несколько часов, а может и больше.
— Данаани! — Тан рванулся к ней, поймал в объятия, уткнулся носом в волосы. — Прости, что я такой дурак. Пожалуйста, прости. Я должен был сказать, как ты мне дорога…
— Тани, — всхлипнула она, обхватив руками так сильно, что мне показалось — сейчас эти двое слипнутся, как два кусочка теплого пластилина. — Я бы никогда… Я хотела сказать ему «нет».
И знаете, что? Возможно, они натворили много беди испортили мне жизнь, но сейчас я просто не могла на них злиться. По-моему, так искренне смотретьмогут, едва не плача, только очень влюблённые люди. И, в конце концов — они сами себя наказали. Она тем, что не вовремя оказалась в моем теле, а он из-за своей слабости сказать любимой женщине о своих чувствах.
Я, пошатываясь на слабых ногах, осмотрела себя с ног до головы. Привет, родное любимо тело, мне тебя очень не хватало. Только почему я все еще здесь? Разве не должна была оказаться дома?
Я закрыла лицо ладонями, попятилась обратно к зеркалу. Возможно, если я «провалюсь» в него, то все будет в порядке? Нужно сделать это поскорее, не хочу, чтобы они видели меня такой.
Шаг и еще шаг, пока не наткнулась спиной на прохладную поверхность. Я толкнулась назад — и ничего не произошло.
— Маа’шалин? — неуверенно переспросил Хадалис.
— Это она, — за меня ответил мой муженек.
«Нет, Машка, уже не твой, и твоим никогда не был».
Надо же, какие они тут все великаны. Они и раньше казались значительно выше меня, а теперь я чувствовала себя спичкой, которую зачем-то положили к шашлычным шампурам.
— Если вы уже закончили, то, может быть, вернешь меня обратно? — Не буду я реветь. Не сейчас, когда на меня смотрят четыре пары глаз. Слезы — это слабость, а мы, Семеновы, никогда не были слабаками. — Уверена, меня уже ищут по всем больницам и моргам.
Данаани пожала плечами.
— Боюсь, теперь это невозможно. Мне пришлось запечатать Путеводную нить, потому что кхистанджуты напали на мой след. Их нужно было остановить.
— Невозможно? Что это значит?
— Это значит, что я не могу вернуть тебя обратно. Ни сейчас, ни когда-нибудь потом. Кроме того, боюсь, ты слишком опасна, чтобы оставаться и здесь тоже.
Она кивнула на моируки, увитые черными орнаментами порчи. Зато сверкающая отметка их с Хадалисом связи исчезла, и я явственно видела ее пульсацию даже сквозь перчатки на руках принцессы.
Наверное, если бы меня со всех силы впечатали в стену, мне было бы легче. Даже если бы сожгли заживо — болело бы не так сильно. Я честно пыталась собраться с силами, найти еще немножко сил, чтобы переварить услышанное, но не смогла. Вот так я, Машка Семенова, как последняя слабачка, беспомощно сползла на пол и потихоньку заплакала, прикрывая лицо дрожащими руками.
Никто не говорил, что у этой сказки будет счастливый конец, ведь так?
У принцессы есть муж, верный защитник и мужчина, который ее любит.
А у меня порча, которая меня уничтожит.
Наверное, даже Спящая красавица проснулась бы в гробу, чтобы сказать мне, что я неудачница.
— Маа’шалин, пожалуйста, не плачь. — Рогалик присел около меня. Что у него с голосом? Говорит так, будто у него кость в горле. — Все веснушки промочишь.
— Мы что-нибудь придумаем, — таким же сиплым голосом сказал Хадалис, пристраиваясь рядом. — Обязательно.
Я вытерла слезы тыльной стороной ладони, посмотрела, как странно на коже смотрятся черные вензеля. Как вообще странно смотрятся мои руки: более тонкие, с редкими веснушками, которые еще можно рассмотреть в зловещем орнаменте.
— Спасибо, — только и смогла сказать я в ответ на внимание мужчин. Ком стоял в горле, и даже попытка его проглотить не увенчалась успехом. Что-то отчаянно сдавливало грудь, напоминало о том, что даже во всей этой гадости я все равно не одна. По крайней мере, сейчас мне очень хотелось в то верить.
— Ты же та самая девчонка, которая поставила на место Темнейшего, забыла? — напомнил Граз’зт. — Не вот та крылатая дрянь, которая обжимается в углу с моим братом, а ты. Твоя светлая голова.
— Ты ни черта не знаешь, Граз! — встрял Тан.
Ох, лучше бы он этого не делал. Потому что лицо Рогалика мигом переменилось. До того, как заговорил брат, было видно, что он изо всех сил пытается сдерживать себя, и необходимость быть внимательным с одной нерадивой попаданкой была хорошим поводом. Но стоило Тану открыть рот — и Граз’зт словно с цепи сорвался. Он медленно поднялся, распрямился во весь свой немалый рост.