И я почувствовала, что Данаани сверлит нас обоих недовольным взглядом.
— Дариканцы — это гниль, которая проросла из крови проклятого на вечные страдания Ид’тара, Пятого из Десяти, Хозяина Разрушения. Он нарушил Основы и поэтому был обречен на долгую и мучительную смерть. Но ведь это же бог. И не просто бог, а тот, кому по силам было украсть ночное светило с небесного свода. Его злость и вера в то что час отмщения настанет была так сильна, что проросла из каждой капли крови, став теми, кого потом назвали дариканцами, несущими искру Разрушения. Строго говоря, каждый дариканец и есть Ид’тар. — Принцесса приложила палец к губам, осмотрела меня с ног до головы. — Аватар бога, выражаясь понятным тебе языком.
— А кхистанджуты…
— О, это отдельная история. — Кажется, она чувствовала себя в своей стихии, посвящая меня в историю богов своего мира. И я очень старалась ничего не пропустить. Даже то, о чем Данаани говорила лишь между строк. — Они дети Десятерых. Их идеальные создания. Каждый кхистанджут — немного Первый и Второй, Зара и Мертвый бог, Дева Рассвета и Кузнец. Только, как это часто бывает, создания решили, что роли красивых игрушек им мало — и устроили бунт. И сбежали.
Данаани развела руками, а я еще раз попыталась переварить услышанное.
— Они просто идеальные манипуляторы, — пришел мне на помощь Хадалис, — способные разделять душу с любым живым существом и подчинять его своей воле.
— Любым живым существом? — уточнила я. — И… богом?
— Ну, самим богом вряд ли, но сущностью бога — да.
— Они уже делали это, — бросил Рогалик, избегая смотреть на меня. — Находили дариканцев и заставляли их плясать под свою дудку. И тогда наш мир едва не сгорел, Маа’шалин.
— Но я не знаю, как могу быть кхистанджуткой, даже не зная об их существовании.
Я снова посмотрела на черные орнаменты. Сейчас они казались мне живыми, словно смоляные нити на коже потихоньку шевелились. В самом деле: вот этого бутона чуть выше правого запястья точно не было. Я потерла его пальцем, но ничего не произошло.
— Полагаю, все эти разговоры мы можем отложить на потом. — Данаани перебила мои попытки стереть с запястья порчу. — Тану нужен лекарь.
— И это все? — сощурился Граз’зт. — Ты сломала чужую жизнь, но вместо того, чтобы сказать, как это исправить, собираешься просто отложить все на потом?
— Я не знаю, как это исправить. — Принцесса пожала плечами. — Не знаю сейчас, не буду знать завтра и не уверена, что смогу узнать через год. А столько времени у нее все равно нет. Ничего не изменится от того, что мы все будем посыпать голову пеплом. И ваши взгляды, — Данаани посмотрела на обоих, — тоже не делают погоды.
— Я бы с удовольствием показал тебе, что сделает погоду, но это идет в разрез с моими принципами. — Рогалик вопросительно оглянулся на меня. — Маа’шалин, надеюсь, ты понимаешь, что всем ее словам грош цена?
— Конечно, — согласилась я.
Что еще мне делать, как не верить в чудо? Одно чудо затащило меня в чужой мир и показало, что в жизни даже такой неудачницы, как я, есть место сказке. Так почему бы не быть другому, которое избавит меня от проклятия и не позволит стать существом, способным разрушить чужой мир. Этого, мягко говоря, совсем не хотелось.
— Нужно придумать, как тебя спрятать, Маа’шалин.
— Что? — Удивление Данаани было таким громким, что мы втроем поморщились. — Надеюсь, ты не собираешься тащить девчонку в замок теперь, когда есть я?
— Тащить — не собираюсь, а вот повезти верхом в седле своей лошади — очень даже.
— Я — твоя жена, Граз’зт, если ты не забыл.
— Формально, я брал в жены не тебя. И погоди-ка, кажется, ты сказала Тану, что собиралась сказать мне «нет»?
Пока принцесса придумывала ответ, Тан, опираясь на стену, поднялся. Честно говоря, мне было жаль на него смотреть. Кулаки Граз’зт на бедолаге не оставили живого места, но все же он не распускал сопли и держался достойно. Насколько это возможно в его ситуации.
— Она всегда любила только тебя, — сказал Тан, елозя языком по окровавленным деснам. Вздохнул, как будто собирался с мыслями. — Сначала я думал, что мы просто поможем друг другу: я дам ей способ добраться до тебя, а она… Она уберет тебя с моего пути к трону нашего отца. Брось, Граз, мы оба знаем, что ты слишком импульсивный и прямолинейный, чтобы стать хорошим правителем. Ты чистоплюй и никогда не станешь пачкаться грязными сделками. А я стану. Собственно, как раз влип в одной из них по уши.
Судя по выражению лица принцессы, у нее резко пропало желание встревать в разговор. Она только попятилась в сторонку, как будто опасалась, что откровения Тана могут заставить брата сделать исключение в своих принципах.
— Мы были слишком одиноки и опьянены тем, каким хорошим в итоге получился план. Все шло как по маслу: помолвка, скорая свадьба. Ты даже не сопротивлялся, сразу заглотил наживку. Думаю, Данаани просто поддалась импульсу. Да и мы тогда основательно напились, отмечая вашу помолвку. В общем, она просто увидела, как мы похожи и не смогла устоять перед соблазном. Полагаю, дела обстояли именно так. — Я не должен был позволять ей этого. Но ты же знаешь, я тот еще засранец. А потом мы просто… поняли, что можем делать это … время от времени, без взаимных претензий и обязательств.
— Поэтому ты сегодня едва не признался мне в любви, думал, что я — это она?
— Понятия не имею, что на меня нашло, — не стал отпираться он. — Ну, полагаю, никто из трех мужчин в этой комнате не станет отрицать, что сегодня ты затмила всех. Любой бы потерял голову.
Будь эти слова сказаны в другой обстановке и при других обстоятельствах, я бы мысленно кричала от радости и почесывала за ухом свое чутье, но сейчас они принесли лишь странную горечь. В итоге-то принцесса стоит там, красивая, словно Барби, а я — здесь, в оранжевых кедах и ворохом проблем вселенского масштаба. И оптимистично задранным носом, между прочим, потому что проблемы нужно решать по мере их поступления. А пока нет предпосылок к тому, что я уже завтра могу разрушить мир или протянуть ноги, нужно подумать о насущном. В частности, о том, где, как и в качестве кого я буду теперь существовать. Слава богу, для этого совсем не обязательно выслушивать неуклюжие потуги Тана выгородить любовницу. Хотя надо признать: его попытка взять вину на себя не могла не вызывать уважение.
— Строго говоря, мне все равно, каким образом вы оказались в одной койке, — отбросил его оправдания Граз’зт. — В моей постели принцессе все равно не будет места.
— Боюсь, одного твоего «не хочу» не достаточно, чтобы выдворить меня вон из спальни.
— Боюсь, я и так едва сдерживаюсь, а каждое твое слово убеждает меня в бессмысленности попыток изображать хорошего парня, — не задержался с ответом Рогалик. — Поэтому мы сделаем вот что. Ты отвезешь Тана в замок, а по пути вы оба придумаете какую-то вразумительную басенку о том, что случилось с его рожей. По-моему, ни у одного из вас не должно возникнуть проблем с этим. Но на всякий случай постарайтесь, чтобы у отца не осталось и тени сомнения, иначе мне придется обвинить вас в измене. Тебя, принцесса, я с позором вытолкаю за порог, а тебя, братик, после такого, отец ни на шаг не подпустит к трону. Возможно, я слишком простой парень для того, чтобы править государством, и не умею плести интриги и заговоры, но ты прав: я никогда не стану добровольно нырять в дерьмо, чтобы достать оттуда корону. Поэтому клянусь вам: если кто-то из вас откроет рот на тему произошедшего сегодня — я лично затолкаю эти слова ему в глотку.
Знаете, а вот тут даже у меня мурашки по коже побежали, а ведь Граз’зт даже голоса не повысил.
— А теперь — убирайтесь, пока я не вышвырнул вас обоих через окно.
У Данаани был такой взгляд, что я почти ждала от нее колкости на прощанье. Она, видимо, как раз размышляла над этим, но одумалась и поджала губы. Попыталась было предложить свою помощь Тану, но тот отодвинулся и вышел первым, так ни разу и не оглянувшись. Что ж, какие бы козни эти двое не придумали, в итоге они пострадали от них не меньше, чем мы. Во мне может и сидит какая-то гадость, но с совестью у меня паршивых сделокнет.