Кажется, я понимала, куда он клонит.
— Зачем ты это делаешь? — спросила я, когда Тан помогал мне правильно поставить ноги. — Я ведь просто коробка, в которую твоя Данаани положила всех своих демонов.
— Потому что я не сволочь, — сказал он коротко. И, помедлив, добавил: — И мне известно, что любуюошибку, даже самую страшную, можно исправить. — И с широкой улыбкой, продолжил: — А еще этот крылатый парень лучший воин селунэ, но никудышный учитель.
— А ты?
— А я отличный воин и отличный учитель, — хмыкнул Тан.
«И тот еще задавака», — мысленно ответила я, но пререкаться не стала. Я видела его в бою и знала, на что он способен. Возможно, у Тана есть свои скрытые мотивы находиться сейчас здесь, но я не буду лезть в бутылку, потому что прекрасно знаю, что оступиться может каждый. И, чего уж там, он целиком прав насчет неспособности Рогалика стать хорошим правителем. Не все рождаются с даром тонко чувствовать интригу и не каждому дано не бояться делать гнусности, если от этого выиграет государство. С самого начала было понятно, что у Тана врожденный дар дипломатии, а у Граз’зта даже терпения поговорить с собственным отцом не хватает.
— А теперь попробуй меня ударить, — Тан развел руки, показывая свою беспомощность. Само собой — показную.
— Куда? — спросила я, не имея ни малейшего понятия, что должна делать.
— В самую незащищенную точку конечно же. И туда, куда ты наверняка не промажешь даже при самом неблагоприятном исходе. И очень советую не долго раздумывать над этим решением, Маа’шалин, потому что твой враг не будет ждать, пока ты соизволишь его убить.
Я ударила наобум, раньше, чем он закончил говорить. Самой незащищенной выглядела шея, но до нее мне было не так просто достать, поэтому в качестве цели остановилась на нижней части живота. Просто подскочила и попыталась его ранить, а потом, когда он ловко, будто танцор, увернулся от моего кинжала, занесла еще один удар.
Конечно же, мне было проще ранить тень, чем зацепить этого парня. Но одобрение в его взгляде придавало мне сил.
— Очень хорошо, — подбодрил он. — У тебя есть природное чутье. Еще раз, но теперь не думай о том, что не сможешь. Увидь, что смогла.
Я чувствовала себя как какой-то парнишка из старого боевика, который пришел в обучение к шаолиньскому монаху и тот постоянно заваливал его провокационными вопросами и метафорами, которых никак не понять, пока не снизойдет «прозрение». Надеюсь, я до своего прозрения все-таки доживу.
Если не вдаваться в подробности, то большую часть дня я провела на тренировочной площадке. Здесь же мы и пообедали, и даже поужинали. И, похоже, здесь нас никто не собирался беспокоить. Правда, пару раз Хадалис с Таном чуть не подрались под предлогом демонстрации мне профессионального поединка.
Под конец дня, когда на улице уже основательно стемнело, а я исчерпала все возможные и невозможные лимиты своих сил, учителя сжалились и позволили мне распластаться прямо на вытоптанном песке дворика. Я так и валялась там, на спине, с широко раскинуты руками, жадно глотая воздух. Если так пойдет и дальше, то через пару дней я превращусь в выжатый лимон. А ведь между прочим, я знакома с физическими нагрузками и знаю, где пределы возможностей моего тела.
— Я могу отнести тебя на руках, — предложил Хадалис, когда моя попытка встать не увенчалась успехом. Он присел на корточки и с выжиданием ждал моего ответа. — Ты измотана.
— Не так давно тебя это совершенно не волновало, — заметил Тан, убирая наше оружие обратно на стойку. — Кажется, если бы я не напомнил, что Маа’шалин простой человек, ты бы загонял ее, как лошадь.
Хадалис поморщился, но, положа руку на сердце, Тан нисколько не лукавил — лучший воин селунэ разве что не пинками заставлял меня подниматься снова и снова, и именно Тан остановил его рьяные попытки.
— Она должна уметь защищаться, а мы потратили день впустую! — Хадалис в сердцах хватанул воздух пустой ладонью, поднялся, глядя на меня так, будто дни моей жизни уже посчитаны.
— Впустую можно потратить лишь тот день, который проведен в лености, — философски изрек Тан и, подумав, добавил: — Она все равно учится, пусть и медленнее, чем тебе хотелось бы.
Защитничек, тоже мне.
Дав мне немного отдышаться, Тан протянул руку, помогая встать. Я отряхнула песок, то и дело охая, словно старушка. Уже воображаю, какая «замечательная» крепатура будет завтра утром — к гадалке не ходи. Но самое страшное даже не это, а то, что мне придется заново разогревать мышцы, чтобы повторить сегодняшний урок.
— Ну и куда подевалась Данаани? — спросила я осторожно, когда мы втроем привели себя в порядок и были готовы вернуться в замок. — Я была уверена, что вы друг от друга не отклеитесь.
Кажется, все то же самое можно было сказать не так грубо, потому что укоризненный взгляд Тана вызвал у меня неприятное чувство гадливости к самой себе. После вчерашних откровений принцессы даже идиот был понял, что они оба просто запутались друг в друге. Некоторые люди так и живут с подобными чувствами всю жизнь, до самой старости не понимая, почему же у них нет того самого желанного чувства нежности и теплоты. Другие вовремя осознают ошибки и находят в себе смелость порвать, чтобы пойти дальше. Похоже, именно это Тан и собирался сделать. За что ему часть и хвала. Если бы не одно «но»: его самоустранение раскрывало перед принцессой дверь под названием «Сердце Граз’зта».
Мысль о том, что пока я размахивала кинжалами и изображала из себя валькирию, эти двое наслаждались обществом друг друга в одной постели, превращала мои нервные окончания в настоящие оголенные провода. То есть сейчас я была чем-то средним между порванной высоковольтной линией и женщиной с затянувшимся дней на сто ПМС. Казалось бы, чего проще — спросить Тана в лоб. И я так была близка к этой слабости, что в конце концов даже язык прикусила, подавляя совершенно ненужные сейчас чувства.
Но когда Тан попрощался с нами, убегая вверх по лестнице, мы с Хадалисом наткнулись на принцессу в одном из коридоров. Я мысленно пожелала, чтобы корона присохла к ее поганой голове, попутно очень надеясь ничем не выдать свое раздражение. Злость — это всегда слабость. Если враг видит, что ему удалось вас задеть, он знает ваше уязвимое место и будет активно этимзнанием пользоваться.
Данаани остановилась около нас, нарочито демонстративно посмотрела Хадалису через плечо. Он подвинулся, прикрывая меня от ее любопытства. Принцесса хмыкнула, скрестила руки на груди.
— Это самая дурацкая идея, какую вы только могли придумать, — сказала она с придуманным сочувствием. — Видишь ли, Хадалис, дело в том, что весь сегодняшний день я провела в компании Темнейшего владыки Абаддона — и мы многое, очень много обсудили. В особенности те вещи, которые касаются проклятия и его возможных последствий.
Почему мне кажется, что эта растянутая прелюдия — аперитив к основному блюду? Знать бы, к чему она клонит, возможно, получилось бы предугадать и дать достойный ответ. Вот за что ненавижу состояние неведения: никогда не знаешь, к чему готовиться, хвататься за меч или за щит.
— Почему ты решила, что меня это должно интересовать? — спросил Хадалис.
— Потому что речь пойдет о вашей с Граз’зтом маленькой подопечной. Мы ведь знаем, что теперь она, а не я — носительница кхистанджутского проклятья. И Темнейший был рад узнать, что ради избавления своего народа от последствий порчи, ему не нужно жертвовать жизнью наследницы Владыки Небесного трона.
Вот оно что.
— Надеюсь, я достаточно ясно выразилась, девчонка, и ты поняла все риски для своей жизни и жизней других? — спросила она, приподнимаясь на цыпочки, чтобы увидеть меня за плечом Хадалиса. — Назови мне хоть одну причину, почему я не должна прямо сейчас пойти к Темнейшему и рассказать, что ты все еще здесь? Честное слово, я была уверена, вам хватит ума отправить ее подальше и не провоцировать очевидные неприятности для всех.