— Я ничего нарочно не ломала! — возмутилась я.
В самом деле, хватит меня обвинять во всех несчастьях на свете. У них под носом лежала столетняя дрянь а ля душа Бога смерти, творилась чертовщина под самым носом, а моя вина только в том, что я нашла все это и вскрыла, как нарыв. Тем более, я каким-то, пока непонятным для себя образом, связана со всей этой чертовщиной.
— Никто тебя не обвиняет, Маа’шалин, — мягко сказал Хадалис. И, уже жестче, обратился к Тану: — Она не виновата ни в чем. Хочешь кого-то обвинить? Ступай к своему брату и объясни, что, если бы у него глаза были не на жопе, а там, где им полагается быть, ничего этого бы не случилось.
— Так, стоп! — Я развела руки в стороны, удерживая этих петухов на расстоянии. Нам сейчас нужно быть всем заодно, а не искать крайних.
— Что за… — пробормотал Тан.
Я проследила за его взглядом: по моей правой руке скользила легкая огненная дымка. Словно какой-то фокус: я горю, но мне не больно, и кожа нисколько не обгорела. Интуитивно перевела взгляд на вторую руку: та же картина, но на этот раз огонь черный. И какой-то… совершенно чуждый. Если с красным я еще могла как-то бороться и даже наслаждалась его видом, то черные языки пламени вызывали во мне острый приступ паники. Я попыталась их смахнуть, но моя ладонь прошла сквозь огонь, словно тот был всего лишь голограммой. Попыталась еще раз — и снова ничего.
Тан перехватил меня за руку, развернул так, чтобы увидеть цветок, а Хадалис взял за вторую.
Я охнула, когда увидела бутон и там. Только на этот раз он был красным. Может быть, в этом причина того, что со мной творится и откуда эти постоянные шатания от жары к холоду?
— Кажется, я взяла душу вашего Ид’тара, — сказала я шепотом, когда Тан, плотно сжав губы, попытался «стереть» большим пальцем пульсирующую точку в сердце черного бутона. — И, кажется, эта душа что-то… пробудила во мне.
Стоило сказать это, как в затылок словно изо всех сил треснули кувалдой: мир перед глазами сжался до размеров крохотной точки — а потом резко расширился. Меня затошнило, но я мужественно сдержалась.
— Она серьезно? — переспросил Крылатку Тан.
Тот нехотя пересказал о нашей находке и о найденной гробнице.
— И вы, конечно же, не придумали ничего лучше, чем лезть туда без поддержки?
— Только Маа’шалин смогла протий, — буркнул Хадалис. Судя по выражению лица, ему до сих пор не по себе от того, что пришлось оставить меня одну в такой ответственный момент. — Сомневаюсь, что смог бы пройти кто-то еще. И какой теперь смысл гадать?
Тан потеребил одну из сережек в ухе, нахмурился, всем видом давая понять, что пока он переваривал услышанное, нам лучше помалкивать. А мне и не хотелось говорить. Все, о чем я мечтала — согреться. Интересно, а если я закутаюсь в одеяло — оно загорится? Чего гадать — надо пробовать.
Одеяло не загорелось, но стоило мне ощутить желанное тепло, как оно тут же превратилось в адский жар. Наверное, так себя чувствуют ведьмы на костре или грешники в пекле: горит все, каждая клеточка тела, и единственное, чего хочется — содрать с себя кожу.
— Мне плохо, — громка клацая зубами, пробормотала я. И, кажется, впервые за свою короткую жизнь попаданки, попросила: — Помогите мне, пожалуйста. Что со мной? Я же ничего не знаю о ваших…
Закончить мне не удалось, потому что дверь комнаты с треском вылетела и едва на угодила в Хадалиса, но тот успел уклониться.
Граз’зт стоял в проеме и очень-очень угрюмо смотрел на нас. И куча воинов за его спиной «намекали», что он пришел не затем, чтобы пожелать нам доброго пути.
У меня заболело в груди от одного взгляда в его погасшие глаза. Только теперь, кажется, начала понимать, как много для меня значили и его озорные золотые искры, и алая ревность. Лучше бы уж хмурился, чем вот такое — приправленная безразличием и отвращением пустота.
Всегда думала, что люди преувеличивают, говоря, мол, от тоски может болеть сердце. Мое вот болело, и я была бессильна что-либо с этим сделать. И держалась только за счёт безоговорочной уверенности, что смогу вернуть обратно своего Рогалика. Даже если для этого придется его связать.
— Я пришел забрать ее, — холодно чеканя слова, сказал Граз’зт. Он прошел в комнату и хмуро уставился на то, как меня колотит озноб. — Что с ней? Это порча?
— Ты дал нам время до утра, — вышел вперед Тан, незаметно давая знак Хадалису, чтобы тот держался рядом со мной. — Ты всегда держал свое слово, помнишь? Кичился этим.
Граз’зт громко и зло хмыкнул, и от этого недоброго знака меня затрясло еще больше. Пятой точкой чую, что на этот раз нам ничего не сойдет с рук. Где-то на задворках сознания проскользнула мысль, что, возможно, если я сдамся, обойдется без кровопролития, но я быстро затолкала ее подальше. Мне дороги Тан и Крылатка, но, будем честными: они крепкие ребята и опека сопливой девчонки — последнее, в чем они нуждаются. И потом: вряд ли с меня будет много толку в темнице. Или вообще без головы. Так что пусть мужчины разбираются сами, на то они и воины. Хотелось бы, конечно, верить в безупречную дипломатию Тана и его хорошо подвешенный язык, но…
— Я давал вам шанс до того, как твоя собачонка чуть не угробила нас всех.
— Тем не менее, — спокойно отреагировал Тан. — Никто не пострадал.
Я зажмурилась. Не тот ответ, Тан, там под завалами наверняка…
— …хренова куча тел! — услышала я недовольный скрежет зубов Рогалика. — Людей, которые были мне полезны и которых я таскал сюда со всего мира, чтобы они, задница свирша, помогали мне своими знаниями. Как думаешь, много будет проку от их костей?
— Просто дай нам уйти, — чуть мягче, но все так же убедительно попросил Тан.
— Темнейший пожелал заточить ее в кандалы немедленно.
— Это твой замок и лишь твое решение имеет вес. Девчонка ничего тебе не сделала. А сплетни — это всего лишь сплетни. У тебя есть свидетели того, что она разрушила библиотеку? Серьезно? Вот эта девчонка, вдвое меньше тебя, которая от любого сквозняка согнется пополам — и вдруг крошит стены почище тарана?
— Она — порченная.
— Еще нет.
Граз’зт призадумался. То есть мне очень хотелось верить, что вот эта его странная попытка смотреть будто сквозь меня все же предвестник того, что он раздумывает в пользу слов брата. Может зря я так себя накручиваю и все еще обойдется? Поверить не могу, но встреча с чокнутыми культистами кажется мне просто пустяком в сравнении с тем, что скажет этот новый «старый» Рогалика.
— Я не хочу никому причинять вред, — сказала я осторожным шепотом.
Краем уха услышала, как в унисон скрипнули зубами мои защитники. Знаю-знаю, женщине лучше помалкивать, когда говорят мужчины, но сейчас на кону и моя жизнь тоже. В драку, если до нее дойдет дело, я не полезу, но и молчать не буду. Тем более в глубине души теплилась надежда на то, что этот злой крэсс все еще мой Рогалик. И он не может быть жестокой скотиной.
— Скажи это расплющенным библиотекарям, — хмуро мне в лицо выплюнул он.
— Если ты позволишь нам уйти — больше никто не пострадает. Знаю, тебе сложно в это поверить, но когда-то… в другой жизни, мы умели доверять друг другу. И прежний Граз’зт никогда бы не скрестил клинки со своим братом или с человеком, который защищает женщину. Ты не мог… стать совсем другим. — Я сглотнула подступивший к горлу ком. А ну, отставить нюни, Семенова! Так ты точно далеко не уедешь. — Прояви великодушие, достойное наследника трона.
Кажется, мне удалось вытрясти из него скудное проявление эмоций: удивленную ухмылку, как будто подобных слов он точно не ожидал. Несколько минут мы просто смотрели друг на друга и, должна сказать, это было очень больно. Особенно учитывая то, что все это время я еще и отчаянно подавляла попытки не трястись, хоть чувствовала, что держусь на пределе сил.