— Барон. Древний род Восточного Мирха, — с легким пафосом, разбавленным столь же легкой иронией, ответил тот, — с многовековой историей… и успевший за эти много веков многое достичь, а достигнув — профукать. Мой отец унаследовал полуразвалившийся замок и деревушку, впоследствии вымершую от холеры. Я же… плюнул на все титулы, ибо понял, что в наше время они мало что значат. Предпочел зарабатывать деньги… которые, как известно, не пахнут — вместо того чтобы «благородно» мереть с голоду. Надеюсь, это все, что ты хотел спросить?
— Напрасно надеешься, — возразил Даррен, — не все. Самое главное: кто были эти люди? Уж не кто-то ли из «нашего брата»… кого ты кинул?
— Не говори ерунды. Никого не кидал… и никогда. Мое дело — найти человека для заказа. Оплату же определяет сам заказчик, понятно?
— Понятно, — наемник вздохнул, понимая, что в своем подозрении попал пальцем в небо, — то есть ты не знаешь, кто это был?
— Ума не приложу, — Бримхайм развел руками, — и первый раз вижу… таких. Еще они откуда-то мое имя узнали… непонятно. И фамилию. Я-то своим дворянством не щеголяю: все больше представляюсь как Бримми. А кстати… как я понял, ты их вывел-таки из строя?
— Ага, — Даррен кивнул, довольно ухмыляясь. Потому как понимал, что его победа над «серыми плащами» была отнюдь не каким-то чудом или удачей. Просто стечением обстоятельств, а также плодом умений, которые, согласно известной пословице, «не пропьешь».
Того же мнения о воинских талантах Даррена придерживался и вербовщик.
— Потрясающе! — молвил он с искренним восхищением, — если после пива… и с троими, тогда ты и впрямь подходишь. И, как понимаю, ты пошел за мной, потому что согласен?
— Пожалуй, что да, — согласился наемник, — как я уже говорил: «по рукам».
— По рукам! — вербовщик довольно осклабился, лицом став похожим на крупную жабу.
Земля была почти сплошь устлана ковром из рыжеватых опавших листьев, слегка смоченных дождем. Листья понемногу падали с деревьев — а те по-прежнему стояли целиком одетые в свои осенние наряды. Время от времени эту картину оживляли порывы ветра, раскидывавшего кучки листвы, что скапливались на полянах.
Такое зрелище навевало тоску… когда же тоска становилась особенно сильной, в лес заглядывало солнце. Его лучи, пробиваясь сквозь кроны деревьев, освещали поляны, делая листья уже не рыжими, а золотыми. Именно за это, наверное данное место получило имя Дорбонар, что значит «Золотой Лес». И ничего, что на всех остальных землях Таэраны едва началось лето: стоит месяц Норуи по эльфийскому календарю. Вот уже не первую тысячу лет древнее чародейство поддерживает в Дорбонаре всего одно время года — нескончаемую осень.
Мало кто бы смог устоять перед красотой Золотого Леса — не устоял и принц Леандор. Сам будучи эльфом, он отродясь не бывал на родине древних предков, а большую часть времени проводил в Обители Вечной Весны — столице Хвиэля. Однако очарование не ослепило принца: он знал, что Дорбонар отнюдь не место для беззаботных прогулок или восторженного любования. И что местные жители не испытают ни капли радости, увидев на своей земле чужака. Даже хвиэльского принца… и особенно хвиэльского принца.
Первое Разделение произошло больше полутора тысяч лет назад: в ту пору, когда, к примеру, люди были еще полудикими существами, едва начавшими использовать железо — получаемое от северных соседей гномов в обмен на хлеб и овощи. Таэрана еще не была изуродована безумной волшбой: на месте юго-западной пустыни росли леса и текли реки, а Темная Долина не имела покамест совсем никакого населения — ни живого, ни мертвого.
Тогда-то часть эльфов покинула Золотой Лес — сочтя, что его легендарный создатель, Лесной Хозяин, разгневался на своих питомцев, что самовольно установили в его владениях вечную осень. Эти эльфы ушли на восток, где и основали королевство Хвиэль, в лучшие времена простиравшееся до самого Трома. Те же из Перворожденных, кто остался, до сих пор поклоняются Хозяину, чтут древние обычаи и живут семейными кланами. А также не очень-то признают власть хвиэльского короля.
Если быть точным, какое-то время они не признавали эту власть вовсе. И только человеческая Империя, начавшая набирать силу, заставила сплотиться обе ветви Перворожденного Народа. Как бы ни относились друг к другу эльфы Хвиэля и Дорбонара, но и им снова пришлось почувствовать себя прежде всего эльфами: единым народом перед лицом общего врага. И какого: грязных дикарей, возомнивших себя хозяевами Таэраны; тех, кого Перворожденные наградили презрительным прозвищем «рхаваны».
Свирепые лесные воители встали тогда плечом к плечу с гордыми аристократами в сверкающих доспехах. И выстояли — с колоссальным трудом и ценой потери половины хвиэльских земель. С той-то поры Дорбонар и считается подвластной территорией хвиэльского короля — по приказу которого воины и чародеи Лесных Эльфов с готовностью пойдут в бой. Последнее, однако, не мешало им в мирное время жить так, как они жили, и не привечать гостей извне. Вот потому-то, продвигаясь через царство нескончаемой осени, Леандор сохранял бдительность и предельную осторожность.
За несколько дней пути он остановился всего раз — и отнюдь не для привала, на который жалко было тратить время. Чары, наложенные на время пути, позволяли принцу сохранять силы и оставаться бодрым даже несмотря на отсутствие отдыха. Но нет: Леандор сделал остановку, дабы почтить могилу одного из древних патриархов своего народа.
Могила была отмечена большим камнем, испещренным причудливой вязью Дриандана — «древесного алфавита», древней письменности Перворожденных. Говорят, что ни один другой народ Таэраны не способен воспроизвести ее… Судя по извилистой надписи, похороненный здесь эльф прожил одну тысячу шестьсот тридцать восемь лет. Огромный срок, даже по меркам Перворожденных; одна жизнь, а столько в себя вместила. Столько событий из жизни мира — и эльфийского народа в частности.
Раскол, война с имперцами, снова раскол — в этот раз с появлением Темных Эльфов… грызня за землю с Белым Орденом, упадок Хвиэльского королевства. И выжженная земля к западу от Дорбонара, и город магов, и Черный Магистр, чья злая воля сделала долину на северо-востоке континента Темной. А эльф, лежащий в этой могиле все это время жил, взирая на беспокойный и меняющийся мир.
Едва Леандор отошел от могилы, как его чуткий слух уловил шорох и треск. Мгновение спустя принц увидел, как с окружавших его деревьев по веревкам спустилось… нет, соскользнуло на землю несколько гибких фигур, затянутых в темно-зеленые костюмы. Лезвия мечей засверкали в их руках…
Надо сказать, что Леандор был готов к подобной встрече — причем готов отнюдь не только морально. Эльфийский принц не имел ничего общего с избалованными «дворцовыми детьми», вроде изнеженных отпрысков имперской семьи или наследников богатых купеческих домов. Видимо потому и не суждена была долгая жизнь человеческой Империи, что каждое новое поколение привыкало пользоваться прошлыми достижениями; пользоваться, почти не создавая нового. Жить как бабочки-однодневки… что и неудивительно, учитывая, сколь куцый век был отпущен человеку для жизни.
Перворожденные — совсем другое дело. Так что ни появление противника, ни даже его численное превосходство ничуть не смутили Леандора. И все же он надеялся разрешить дело миром, ибо кровь любого эльфа, кроме Падших, есть слишком большая ценность, чтобы проливать ее, словно воду.
— Даэрта Дорбонар! — крикнул принц, поднимая руку в приветственном жесте, — Даэрта Таурон! Суилад Носс!
Так, в строго заведенной очередности, он воздал дань уважения Золотому Лесу, Лесному Хозяину, а также клану, к которому принадлежали темно-зеленые фигуры. Но те словно не обратили внимания — и приближались, правда, не спеша.
— Мне лишь нужно пройти, — молвил Леандор, — я не посягаю на вашу землю и не прошу вашего гостеприимства. Я направляюсь в пустыню… и потому не задержусь здесь.
— В пустыню? — с ехидцей переспросил один из эльфов, — а вот этого-то нам как раз и не надо.
И его товарищи ускорили шаг.
Тогда принц ударил — не оружием, а чарами под названием Плеть Холодного Пламени. Плеть должна была поразить сразу всех противников, окружавших Леандора, поразить насмерть… но могучие чары даже не поколебали их поступь. А один из них даже рассмеялся.