Какое-то время парализованные от ужаса крестьяне лишь молча взирали на этот плод чародейства Падших. Перед ними словно предстала сама Тьма — и несчастные люди не смели даже пошевелиться, дабы не воспротивиться ее воле.
Затем раздался жуткий, ни с чем не сравнимый грохот напополам с ревом, и крестьяне попадали на землю, обхватывая головы и зажимая уши руками. Наиболее стойкие с криком «колдовство!» бросились наутек — к своим, каким ни на есть, домам. Пострадали и последние: у некоторых снесло крышу, у других распахнуло ставни или сорвало двери с петель. И лишь когда молнии из красных стали бледно-розовыми и испепелили двух или трех крестьян, побежали все — в разные стороны и не разбирая дороги.
Даррену внутри осажденного дома тоже пришлось несладко. Он не мог сдвинуться с места, странно изменившийся воздух сковывал горло, а глаза со страхом взирали на горницу, преобразившуюся от яркого бледно-розового света. В центре горницы стояла Ирайа — с вытянутыми вверх руками, с растопыренными пальцами, от которых расходились тонкие змейки молний. Неизвестно откуда взявшийся ветер сорвал с нее капюшон, растрепал и поднял дыбом волосы. Широко раскрытые глаза эльфийки горели все тем же бледно-розовым огнем.
Потом все кончилось. Зловещий, неестественный свет погас, Ирайа без чувств упала на пол, а сотворенное ею Нечто разорвалось в клочья и рассеялось в воздухе от дуновения ветра.
Поднявшись с лавки и с трудом переставляя ноги, будто закованные в колодки, Даррен подошел к своей провожатой. Дрожащей рукой дотронулся до нее и не без облегчения убедился, что девушка жива; что она дышит, а сердце ее бьется. Наклонившись, наемник подхватил эльфийку на руки — та оказалась на диву легкой, прямо как перышко. Так, с Ирайей на руках Даррен спешно покинул деревню.
Он прошел сколько смог, стараясь удалиться от враждебного места как можно больше. Остановился наемник, только когда выбился из сил. Что же касается Ирайи, то она пришла в чувство лишь на следующее утро.
Крупный сизый голубь сел на горячий песок у самого полога шатра. Из шатра выглянул человек в белом бурнусе, который так контрастировал с его лицом, загоревшим от местного солнца. Увидев голубя, человек наклонился, протянул руку, и птица послушно вспорхнула на нее. Человек уже понял, что визит голубя, такой редкий в этих местах — отнюдь не просто так.
И он не ошибся: к лапке голубя был привязан маленький листочек бумаги. Развернув его, человек прочел всего два слова: «найди Салеха». Для непосвященного это были всего лишь два ничего не значащих слова. И, если бы почтовый голубь был умышленно перехвачен или сам бы не смог долететь до места назначения — в обоих случаях нашедшему это послание постороннему человеку оно бы не сказало ни-че-го. Но только не хозяину шатра. Хотя бы потому, что это послание было отнюдь не первым, которое он получил таким образом. И от такого отправителя.
— Найди, значит, Салеха, — вполголоса повторил человек, — неожиданно… Неужто он решил потягаться с самими магами? Ну-ну…
Говоря «он» хозяин шатра имел в виду отнюдь не Салеха, которого так срочно требовалось найти. Просто письма с севера составлялись таким образом, что понять их можно было только в совокупности. Последнее же, предельно лаконичное, послание представляло собой не что иное, как сигнал к началу целой последовательности действий. И получателю письма в этой последовательности отводилась отнюдь не главная роль.
— Что там, хозяин? — окликнул человека в белом бурнусе раб, загоревший чуть ли не до черноты и одетый лишь в короткие штаны, выцветшие на солнце.
— Ничего особенного, — небрежно бросил хозяин, — дела… Накорми-ка эту птицу и… снимаемся. Караван едет в Рах-Наваз.
— Да, хозяин, — сказал раб не без энтузиазма, и немедленно приступил к выполнению приказа. Что греха таить: хозяйское решение о том, чтобы снова навестить магический оазис, не могло не вызвать в нем радости.
Возможность хоть на несколько дней распрощаться с жутким зноем, пить воды вдосталь, а большую часть времени предаваться безделью — что может быть желаннее для жителя пустыни? Тем более если житель этот подневольный.
Что ни говори, а жизнь юго-западной пустыни целиком зависела именно от Рах-Наваза. Город магов был ее центром, становым хребтом… да и породил эту пустыню, в конечном счете, тоже он. Еще в те далекие времена, когда не возникла к северу от этих мест Империя, а люди лишь только заселяли новые для себя земли. Шли на юг, занимая владения эльфов, и на восток, за Тром — в те места, что впоследствии стали рассадником нежити.
В ту пору юго-запад континента славился поистине благодатным климатом, и люди охотно перебирались туда. В их числе был и Первый-Из-Магов — Аббис Лан Наир, на севере известный под именем Авилар. Он поселился с учениками на берегу реки, которую сам и нарек Рекой Древней Мудрости.
Место для жизни Первым-Из-Магов было выбрано не случайно: сам Авилар (в ту пору обычный мирхский колдун), почувствовал, что именно там находится источник магической силы, по мощности несравнимый ни с каким другим в Таэране. Пробудить этот источник и поставить себе на службу — вот какую цель поставили себе предтечи Рах-Наваза.
Увы: если с пробуждением они вполне справились, то управиться с источником оказалось не под силу. Последствием этого стал Магический Пожар — жуткая катастрофа, превратившая прекрасную землю в выжженную пустыню. Примерно девять из десяти ее жителей погибло, как выжили остальные — не могут объяснить даже сами маги. Устояла и башня Аббис Лан Наира, вот только о происходящем внутри нее никто не знал, да не очень-то стремился.
В течение первых ста лет жители новоиспеченной пустыни стремительно дичали. Вчерашние землепашцы превращались в разбойников, живущих тем, что удавалось отнять у более слабых сородичей. Спасаясь от властей сюда бежали и лихие люди из Мирха, надеясь (и не напрасно), что уж на этой-то гигантской сковороде их никто не поймает и не достанет. Вдобавок магические эманации повлияли на местную живность — породив разнообразных чудовищ, огнедышащих тварей и даже хищные растения, способные в некоторых случаях позавтракать и человеком.
Все изменилось, когда ученики Авилара (а может, ученики учеников или их потомки) обуздали-таки источник силы. Тогда местность вокруг башни превратилась в цветущий оазис, едва не высохшая Река Древней Мудрости потекла вновь… а к самой обители магов потянулись люди: решившие приобщиться к великим знаниям, но чаще — просто избравшие это место для более удобного житья.
И если первых маги охотно привечали, утоляли их жажду знаний и, тем самым, пополняя свои ряды, то вторых поначалу просто изгоняли из оазиса. Правда, впоследствии маги предпочли все-таки не изгонять пришельцев, а сотрудничать с ними для взаимной пользы. А таковая имелась: ибо магам тоже нужно было что-то есть; волшебной же силой сыт не будешь — сколь бы могучей она ни была.
Тогда-то даже пустынное отродье смекнуло, что махать саблями уже не так уж выгодно. Особенно если в пустыне есть сила, которую не напугать этими жалкими железками. С этой силой выгоднее торговать — и разбойники очень быстро переродились в скотоводов и караванщиков. Найдя управу хотя бы на самых безобидных из местных чудищ, они стали использовать их в качестве тягловой силы. К тому же оказалось, что мясо этих тварей вполне съедобно.
Кто-то и вовсе перебрался в оазис на правах постоянного жителя — земледельца или торговца. За это он обязан был платить магам дань: едой, золотом, ценными вещами. Со временем разрозненные поселения, что возникли в оазисе, разрослись и наконец слились в один город. В этакую негласную столицу юго-западной пустыни.
Не успел падающий лист долететь до земли, как его буквально втоптал в желтый ковер темно-зеленый воинский сапог. Небольшая процессия в составе принца Леандора, пяти повстанцев в качестве конвоя, а также рхавана в сером плаще, все продвигалась на север; все углублялась в Золотой Лес — и все отдалялась от цели похода принца.