– Мне больно, – пискнула Эмьюз, когда шумный холл остался позади. – Да и игры в слепого меня сильно утомили. Я снимаю повязку!
– Нет!!! – взревел Клаус, остановившись, как вкопанный.
От обиды захотелось укусить наглеца, но голос разума настойчиво предлагал выслушать объяснения.
– Что такого страшного случится, если я перестану спотыкаться на каждом шагу? – с вызовом спросила она.
– Чертова дура! – выдохнул мальчишка. – Для разнообразия поверь на слово тому, кому верить не опасно!
– Это тебе, что ли? – фыркнула Тень и, улучив момент, сорвала с глаз порядком надоевший платок.
Только увидеть так ничего и не удалось. Голова девочки мгновенно оказалась в грубом мешке, а на пол посыпались не то монеты, не то бусины. Клаус бесцеремонно перекинул Эмьюз через плечо, крепко стиснув обе ее руки одной своей.
Открылась и закрылась дверь. Очутившись в душной темноте, да еще в таком унизительном положении, мисс Варлоу принялась яростно брыкаться.
– Прекрати, – попросил он. – Если я тебя уроню, это будет не просто больно, а очень больно.
– Я закричу, – предупредила Эмьюз, спина которой упиралась в потолок.
– Не нужно. – Клаус осторожно поставил девочку на ноги.
Ощутив пол под собой, мисс Варлоу немедленно пнула гадкого мальчишку.
– Заслужил, наверное, – иронически отозвался тот, не спеша отпускать девочкины руки. – Можешь треснуть меня еще раз, только не включай свет и выслушай.
Не дожидаясь развития диалога, Эмьюз ловко вывернулась, стряхивая с головы противный мешок.
– Флагра!!
Результат превзошел все самые смелые предположения. На ладони вспыхнуло ярко-алое пламя удивительной силы и красоты. Его языки мгновенно очертили пределы крошечной каморки, заваленной сломанными стульями, пронумерованными ведрами и лохматыми швабрами.
Возмущению не было предела! Мисс Варлоу, полная решимости высказать самодовольному гаду все и сразу, повернулась к Клаусу.
Но слова потерялись, когда волшебный огонь выхватил ставшие знакомыми черты. Алые языки отражались в черных глазах и не менее черных круглых пуговках. Время растянулось, позволяя в мельчайших подробностях рассмотреть странно испуганное лицо, обрамленное гладкими прямыми волосами.
Сердце замерло, потом вдруг подпрыгнуло и застряло в горле, мешая дышать. Силясь сделать вдох, Эмьюз только открывала и закрывала рот, как пойманная рыбка. А из глубины души поднималась неудержимая буря чувств, всех сразу… Гремучая смесь из обезоруживающего смущения, пьянящего восторга и нежности, грозящей разорвать грудь в клочья.
Мир вокруг неожиданно погрузился во тьму. То ли оттого, что пламя на ладони сошло на нет, то ли еще по какой причине. Бедняжка не удивилась бы, если бы кто-то сказал, что она взяла и умерла.
Эмьюз почувствовала неодолимое желание снова заглянуть в бездонные черные глаза… потеряться в них, раствориться, утонуть! Ноги подкосились, и девочка плюхнулась на пол.
– Ты в порядке? – Клаус легко опустился на одно колено.
Звук его голоса отдавался завораживающей музыкой в трепещущей хрупкими крылышками душе. Нужно было что-то ответить, но язык не подчинялся. Тогда Эмьюз просто подалась вперед и заключила Клауса в объятья! Она жадно ловила аптечный запах его одежды и вслушивалась в тяжелые гулкие удары такого одновременно родного и чужого сердца.
Идиллию нарушило страшное шипение.
– Что у фас?! – пробиваясь сквозь шум, прокричал старый гоблин.
– Отпусти меня. – Клаус осторожно разомкнул тонкие ручки Эмьюз.
– Что у фас?! – настойчиво повторил господин Отто.
– Все плохо. – Парень нашарил на стене выключатель.
– Софсем пльохо? – Шипение немного улеглось.
В тусклом свете болтавшейся низко-низко лампочки бедняжка заметила, что предмет ее обожания разговаривает с непонятным бруском с одной большой круглой кнопкой.
– Лучше, чем могло быть, но… хуже, чем мы надеялись. – Потолок не позволял Клаусу выпрямиться. Каморка явно не была рассчитана на людей. – Она увидела меня! Что делать?
– Таше не знаю. – Тем временем Эмьюз поднялась с колен.
Острый горбатый нос больше не казался чересчур длинным, а смуглая кожа – чумазой. Девочка приблизилась, заставив Клауса вжаться в стену.
– Гляфное ни при каких обстоятельстфах не целюй ее ф губы! – мальчишка отозвался нервным смехом.
Юная Тень слышала слова, узнавала их, но смысл ускользал, теряясь в море неисчерпаемой нежности.
– И не деляй ничефо такофо, что мошет расстроить бедняшку. Любая обида, нанесенная тобой, даше самая мелькая, мошет стать фатальной, – проскрипел гоблин.