Джакс повернулся, чтобы исполнить приказание, и насмешливо пробормотал:
– Верно, боится простудиться.
Это была не его вахта, но он жаждал общения с себе подобными, а потому беззаботно заговорил со вторым помощником:
– Кажется, дела не так уж плохи, как вы думаете?
Второй помощник шагал взад и вперед по мостику; ему приходилось то быстро семенить ногами, то с трудом карабкаться по вздыбленной палубе. Услышав голос Джакса, он остановился, не отвечая, и стал глядеть вперед.
– Ого! Вот это здоровая волна! – сказал Джакс, покачнувшись так, что коснулся рукой пола.
На этот раз второй помощник издал какой-то недружелюбный звук.
Это был уже немолодой, жалкий человечек со скверными зубами и без малейших признаков растительности на лице. Его спешно наняли в Шанхае, когда прежний второй помощник задержал судно на три часа в порту, ухитрившись (каким образом, капитан Мак-Вир так и не мог понять) упасть за борт и угодить на пустой угольный лихтер, стоявший у борта. Он что-то сломал себе, получил сотрясение мозга и был отправлен на берег в больницу.
Джакса такой недружелюбный звук не обескуражил.
– Китайцы, должно быть, превесело проводят время там, внизу, – сказал он. – Пусть хоть утешаются тем, что наша старушка – самое устойчивое судно из всех, на каких мне приходилось плавать! Ну вот! Этот вал был хоть куда.
– Подождите – и увидите, – буркнул второй помощник.
Нос у него был острый, с красным кончиком; губы тонкие, поджатые; он всегда имел такой вид, словно сдерживал бешенство; речь его была лаконичной до грубости. Все свободное время он проводил в своей каюте, всегда закрывал за собой дверь и затихал там, словно моментально погружался в сон; но когда наступало время его вахты на палубе, матрос, придя его будить, неизменно заставал его в одной и той же позе: он лежал на койке, голова покоилась на грязной подушке, а глаза злобно сверкали. Писем он никогда не писал и, казалось, ни от кого их не ждал; слыхали, как он упомянул однажды о Вест Хартлпуле, да и то с крайним озлоблением в связи с грабительскими ценами в каком-то пансионе. Был он одним из тех людей, которых, в случае необходимости, можно подобрать в любом порту. Такие люди бывают в достаточной мере компетентны; по-видимому, всегда нуждаются; порочных наклонностей не обнаруживают и неизменно носят на себе клеймо неудачника. На борт они попадают случайно, ни к одному судну не привязаны, живут, мало общаясь с товарищами, экипаж судна ничего о них не знает, а от места они отказываются в самое неподходящее время. Ни с кем не попрощавшись, они сходят на берег в каком-нибудь всеми забытом порту, где всякий другой человек побоялся бы высадиться, и тащат свой ветхий морской сундучок, старательно обвязанный веревкой, словно там хранятся какие-то сокровища; кажется, будто они, уходя, посылают проклятие судну.
– Подождите, – повторил он, раскачиваясь, чтобы сохранить равновесие, и упорно поворачивая спину Джаксу.
– Вы хотите сказать, что нам придется туго? – спросил Джакс с мальчишеским любопытством.
– Сказать?.. Я ничего не говорю. Вы меня на слове не поймаете, – отрезал второй помощник с таким презрительно-самодовольным и лукавым видом, как будто вопрос Джакса был хитро расставленной ловушкой. – Э, нет! Никто из вас не заставит меня свалять дурака, – пробормотал он себе под нос.
Джакс поспешил вывести заключение: второй помощник – подлая скотина, и мысленно пожалел, что бедняга Джек Элен свалился на этот угольный лихтер. Далекая черная масса впереди судна казалась какой-то иной ночью, видимой сквозь звездную ночь земли. Ночь эта была беззвездной и находилась за пределами вселенной; в ее зловещую тишину можно было заглянуть через узкую щель в сияющей сфере, которая обволакивает землю.
– Что бы там ни было впереди, – сказал Джакс, – мы несемся прямо навстречу ему.
– Вы это сказали, – подхватил второй помощник, по-прежнему стоя спиной к Джаксу. – Вы это сказали, помните – не я.
– Ах, убирайтесь вы к черту! – прорвало Джакса; второй помощник торжествующе хихикнул.
– Вы это сказали, – повторил он.
– Ну так что ж?
– Я знавал действительно хороших людей, которым попадало от их шкиперов из-за менее неосторожных слов, – с лихорадочным возбуждением ответил второй помощник. – Э, нет! Меня вы не поймаете.
– Вы как будто чертовски боитесь выдать себя, – сказал Джакс, обозленный такой нелепостью. – Я бы не побоялся говорить то, что думаю.
– Мне-то? Невелика храбрость. Я – нуль, и сам это знаю.
Судно после сравнительно устойчивого положения снова стало раскачиваться на волнах, качка усиливалась с каждой секундой; и Джакс, старавшийся сохранить равновесие, был слишком занят, чтобы ответить. Как только яростная качка несколько утихла, он проговорил: