Помянула три года каторги в деревне, название которой я до сих пор выучить не смогла.
В дверь постучали, и в избу ввалился обросший бородатый мужик, успешно симулирующий хромоту. Судя по глазам, уже принявший алкогольное обезболивающее. Что-то везет сегодня мне! Мрачно указала на вывеску на входе, гласившую, что сегодня приема больше не будет. Мужик не поверил и начал активно жаловаться на ногу. Запустила в него первым попавшимся под руку. Оказалось, что той самойпочатойбутылкой настойки. Лже-больной увернуться успел,аона разбилась о дубовую дверь, растекаясь алым пятном. Мужик же активно и уже совершенно не хромая ломанулся к выходу. На эмоциях выговорила ему все, что думаю о жителях деревни и, мол, пусть ищут нового целителя, а я уезжаю. Там еще были такие слова, какие черным магам не снились, уж очень разозлилась.
Ну что за народ? Ясно же написано, что больше не работаю. Нет, все равно идут и идут… Никакого уважения к практикующим целителям. Ну, хоть бабы сегодня не приходили с просьбами снять привороты. А то последнее время самые популярные жалобы – либо муж внимания не обращает, либо заразу всякую приносит. Что творится с этим миром?..
Вспомнила, что три года назад и у меня жених был. Да не абы какой, а вроде как любящий. Только вот со мной крупный город покинуть не захотел. И ведь знал, что не по своей воле еду, но ему было важнее прорваться в столицу. Прямо отказать в сопровождении в мою «каторгу» жених не мог. Но, я не глупая, все поняла и приняла решительные меры. Какие? Да, собственно, без совета родственников расторгла помолвку и с болью на душе тайком уехала на практику.
Всплакнула еще раз, полезла рыться по карманам уже в поисках спирта. Ведь где-то ж видела его…
Кот неторопливо приблизился и когтистой лапой смачно вдарил по моему мягкому месту. Я взвыла, резко вскочив, словно на угли села. Недоумевающе посмотрела на Нэкса, мысленно обещая ему устроить сладкую жизнь. Он невозмутимо дернул хвостом.
– Хватит себя жалеть. Полчаса осталось до прибытия экипажа. А у нас еще не собрано ничего, - проворчал кот, отправляясь в сторону печи.
Прав ведь, зараза!
Потирая место ранения, поплелась дальше собирать необходимые вещи.
А еще ведь отчет по практике еще не доделала, пекло его забери… Придется на коленках похоже дописывать. Сто страниц безысходности и уныния, именуемых в академических кругах и Ковене помощью населению. Какая уж тут помощь? Меня б кто спас. Серьезных случаев, требующих моего срочного присутствия, было, наверное, всего лишь с десяток за три года.
Ладно, все потом, осталось впихнуть в чемодан теплый плащ да меховую накидку и можно будет сесть попить чайку на дорожку.
– Коооооот, – с максимальным спокойствием позвала я, заглянув внутрь сумки. Когда морда Нэкса нарисовалась поблизости, решила продолжить. – А что внутри делают дохлые мыши?
Глаза кота засверкали желтым, но смотреть на меня он не решался. И правильно делал. Я уже ощутила, что пахнут жертвы моего дармоеда крайне неприятно.
– Ну дык, вдруг кушать захотим? – пробормотал Нэкс.
Меееедленно вдыхаю и выдыхаю. Именитые целители говорят, что нервничать нельзя. Якобы это пагубно влияет на состояние кожи и волос. Вот мохнатый зараза… Тааак, вдох-выдох…
– Коооот, – уже не говорю, рычу, – с собой мы ЭТО брать не будем! Не хватало, чтобы меня в некромантии обвинили.
– А кушать-то как? – разочаровался пушистый, даже слезу скупую пустил.
– Потерпишь, – мстительно проворчала я, выбрасывая наружу тушки мышей, – И вообще, откуда они взялись? Ты же не охотишься?
Такую довольную кошачью морду ни разу в жизни не видела. Он даже улыбнулся, обнажив острые белоснежные клыки. А после и вовсе удовлетворенно заурчал, потягиваясь:
– Дуська приносила.
Склянки, что держала в руках, успешно уронила внутрь сумки. Раздался звон, но меня это волновало меньше чем личная жизнь мохнатого ловеласа.
– То есть? Это она тебе еще и еду приносила? Ты ведь не кушаешь такое? – недоумевающе удивилась, вспоминая о пристрастии кота к хорошо пропеченной телятине или вообще свинине.
– Не ем. Она-то этого не знает. Думает, что спасает меня от лютой смерти.
– Почему от смерти?
– Ну так ты ж меня не кормишь.