— Что может быть более свято?
— Хорошо бы принимать решения головой, а не местом пониже…
Прозвучало двусмысленно, а потому грубо, но я имел в виду сердце и надеюсь, она не поймет превратно. Щеки Ларрэт покрываются легким румянцем. Она, кажется, додумала себе что-то другое. Если извинюсь за дерзость, она сделает вывод, что я имел в виду именно это. Неудобно вышло, но, к счастью, она прерывает молчание первая, и мне не приходится оправдываться.
— Говорят, он пьяница и бездельник, — робко отвечает она.
— Вы недавно сами рассуждали, что слухи — пустяк, что человека не узнаешь, пока он сам о себе не расскажет. Ну и когда вы говорили с Айроном в последний раз? Он вот уже полгода как вернулся из столицы и ищет встречи. Почему Вы его отталкиваете?
— Давай о другом. Наверное, найдутся дела и посерьезнее моего брака.
На одной из стен королевского кабинета изображено дерево с большими корнями и надписями возле корней и на ветвях. Рисунок и буквы высечены на камне родоначальником династии, Арианом, при возведении замка.
Надписи не бросаются в глаза: сначала видишь большое и величественное растение, которое вряд ли когда-нибудь встретишь в жизни, затем, разглядывая, замечаешь слова.
На ветвях — мир, справедливость, достаток и процветание; под стволом — закон, сила, единовластие и преемственность.
— Мир держится на власти, а власть — на насилии, — шепчет Ларрэт, разглядывая рисунок. — Так говорил папа.
Ее отец, король Эдриан, — тот самый враг, ради которого я согласился служить Дэмьену и покрывать его злодеяния. Могу ли я теперь с чистой совестью служить Ларрэт? Быть может, я мечтаю о бегстве в далекие края не потому, что могу вообразить себе другую жизнь, а потому, что хочу сбежать от этой и начать с чистого листа. Иначе пролитая отчасти по моей вине кровь когда-нибудь выйдет мне боком.
— Ты согласен с этим? — спрашивает она. — Разве нельзя обойтись без насилия?
— Насилие — примитивный способ сплотить народ и не допустить раскола, но действенный. Можно ли построить общество на мирных началах? Наверное, да. Но Ваших предков заботило другое. Они не могли допустить, чтобы человечество окончательно вымерло от войны за ресурсы. Тогда, наверное, не было дела до жизни простых людей.
— Мир держится на простых людях.
Мир принадлежит сильным — я давно смирился с этой мыслью. Я давно стал частичкой системы, которую когда-то проклинал, и мне трудно представить, будто все может быть иначе. Неужели я достиг того возраста, в котором привычный ход вещей милее любых перемен?
***
Охрану я удвоил еще вчера. Так же, чтобы обеспечить госпоже еще большую безопасность, я поставил на кухню доверенных людей — наблюдать за тем, чтобы в тарелку Ларрэт не попало ничего лишнего. Предупреждать госпожу о своих опасениях насчет Председателя я пока не стал: ей хватает потрясений. Приму меры без ее ведома.
Оставив ее в кабинете в окружении слуг и стражников, я отправляюсь в Орден. На входе в здание я сталкиваюсь с Крэйном. Он разговаривает с другими наставниками и, видя меня, тут же переключает внимание.
— Здравствуй, — говорит он и кланяется, как это положено с его шестым рангом. — Что-то случилось?
Мой визит в целом не выглядит странным — я частенько здесь бываю.
— Здравствуй, — оглядываюсь по сторонам и убеждаюсь, что поблизости нет третьих лиц. — Ты не знаешь, где она? — спрашиваю полушепотом.
— Спустилась на склад.
— Отлично. — Как же удачно вышло, что спустя столько времени мы с Норой встретимся именно там, где нас связывают воспоминания. — Окажешь мне одну услугу? Мне нужно пробраться к ней без свидетелей. Если все пойдет по плану, я все объясню.
— Хорошо, — отвечает он не сразу.
Из кабинета Крэйна есть тайная лестница. Если бы я шел по прямому пути, я бы не остался незамеченным, и о нас с Норой могли бы пойти слухи. Никто не должен знать, что мы общались, иначе план провалится.
— Было бы еще хорошо раздобыть ключ от кладовой, — говорю я, закрывая за нами дверь.
— Вен, что ты задумал? Надеюсь, ты помнишь третье правило Ордена.
А оно гласит, что личная жизнь в стенах Ордена и во время службы недопустима. Если кто-нибудь узнает, что мы с Норой встречались наедине при закрытых дверях, проблемы будут как минимум у нее.
— Конечно, помню, — говорю. — Именно поэтому я прошу тебя помочь.
Лицо Крэйна заливается алой краской, прямо как в тот день, когда Дэмьен расспрашивал его обо мне, назвав мальчиком со шрамом. Я встрял и без должной вежливости заметил, что вообще-то у меня есть имя.