— Все в порядке, — шепчу я в знак поддержки. — Продолжайте.
Вдохнув побольше воздуха, Ларрэт толкает еще пару речей: про брата, про отца, про свою верность династии, про свой долг ее продолжить, клянется сделать все во благо процветания мира и все тому подобное.
Слуги подносят корону. Она невысокая и из белого металла — именно такую захотела Ларрэт. На ней нет ни единого камня, но от того под солнцем она сверкает не менее ярко.
Ларрэт слегка наклоняет голову. Я беру на руки корону и осторожным движением закрепляю украшение и символ власти на ее голове. Она смотрит на меня долго-долго и кивает.
И вот настает мое время.
Моя Госпожа, в этот час пред Вами и на глазах Вашего народа я клянусь Вам в верности именем, жизнью и благополучием близких моему сердцу людей и памятью о них.
Клянусь отныне и до конца своих дней ни при каких обстоятельствах не обманывать Вас, ничего не скрывать от Вас и не служить никому, кроме Вас одной.
Клянусь защищать Вас, Ваше имя и каждое Ваше слово до своего последнего вздоха.
Госпожа, я с честью беру на себя службу, а Вас и всех присутствующих — в свидетели.
По окончании я кладу обе руки на сердце и отдаю королеве низкий поклон, отхожу на шаг в сторону. Простившись со мной, Ларрэт идет к парапету навстречу подданным. Тем временем народ ликует, посылая в воздух пожелания долгих лет жизни своей королеве.
***
Столичный обход — давняя традиция. После того, как на новоиспеченного правителя наденут корону, он должен выйти к людям. Таково устоявшееся правило, и будет плохим жестом его вдруг нарушить. В свое время Дэмьен был в шаге от этого. Дни были неспокойные, и он боялся, что его окружат со всех сторон сторонники умершего брата. В тот день и долгое время после него он жил в постоянном страхе, и в день своего триумфа он едва решился предстать перед собственными подданными. К счастью, все обошлось. Люди были вынуждены принять нового короля.
Сейчас ситуация иная. Ларрэт хороша сама по себе, но она наследница кровавого престола, дочь Эдриана и сестра Дэмьена. Ее милосердие могут воспринять за слабость, и одного этого будет достаточно, чтобы народ, долгие годы терпевший произвол трона, взбунтовался и потребовал справедливости. Нам следует быть предельно осторожными.
Люди на площади расступаются и склоняют головы, пропуская нас к выходу, где поджидает охрана из девяти вооруженных стражников. Ворота раздвигают, и перед нами открывается длинная широкая дорога, уходящая в горизонт. По обе стороны стоят люди, жители обеих столиц: справа Востока, слева — Запада.
Мы пройдем до конца прямой дороги, затем повернем направо в сторону Востока и обойдем его по границе с провинциальными округами. Обойдя Запад и пограничные с ним земли, мы вернемся к развилке и по той же дороге доберемся до ворот Дворца. Обход займет несколько часов, а солнце так некстати печет сильнее обычного. Даже сквозь толстую подошву походной обуви чувствуется накал земли.
На пути до поворота все спокойно, среди толпы не найдешь человека, который осмелился бы рассматривать госпожу дольше нескольких секунд. Охрана следует за нами двумя косыми рядами, образующими острый угол позади королевы. Я шагаю справа сзади от нее.
Почти в середине обходного кольца происходит вот что: девушка из задних рядов с восточной стороны пробивается через народ и падает по центру дороги прямо королеве под ноги. Моя правая рука мигом тянется к кинжалу, а левая — перегораживает дорогу Ларрэт. Нарушительница порядка стоит на коленях и пытается что-то сказать, но стражники хватают ее за локти и поднимают с земли.
— Отпустите ее, — приказывает Ларрэт, оттолкнув мою руку и сделав шаг вперед.
Охрана выполняет приказ, и девушка вновь падает на горячую поверхность.
— Госпожа, Ваше Величество, прошу, помилуйте!
Народ начинает шуметь и выкрикивает всякие непристойности в ее адрес и в адрес ее родных.
— По всей видимости, дело серьезное, — шепчу госпоже, — ее мужа обвиняют в краже воды.
— Прошу тишины! — обращается она к народу. — Ты считаешь его невиновным? — спрашивает Ларрэт ее, но та только поднимает голову и смотрит на нее во все глаза. Помедлив, девушка неуверенно кивает, и люди вновь кидаются в нее словами, словно камнями.