— Это не любовь. Ее голос резкий и заостренный, как нож, вонзающийся в острие.
— Я был бы склонен согласиться с тобой. — Я пожимаю плечами. — Но это не имеет значения, Лидия. Важно то, что он верит, что любит тебя и что он примет тебя обратно. Это должна быть ты. Было бы слишком сложно попытаться уговорить другую девушку начать с ним отношения с нуля, чтобы получить информацию.
— А как же его жена? Она, должно быть, тоже на него разозлилась после…
— Мы рассматривали этот вариант, — спокойно говорю я. — По мнению моего босса, его жена не поведется и даже может быть сама вовлечена в его деловые дела.
— Ну, я тебе тоже помогать не буду. — Лидия скрещивает руки на груди, за мгновение снова превращаясь из плаксивой в вызывающую. — Я не собираюсь возвращаться к нему. Меня тошнит от одной мысли о нем. Я тоже влюбилась в него, а он лгал мне. Сейчас я его ненавижу.
Я тоже в него влюбилась. Эти слова не должны задевать меня, не должны вызывать у меня прилив ревности при мысли о том, что Лидия говорит Грише Федорову, что любит его, что хочет быть с ним вечно. Мне должно быть наплевать на то, что она чувствует к нему так или иначе, пока миссия выполнена.
Я не знаю, как эта девушка так быстро проникла мне в голову и под кожу, но мне нужно это исправить, и быстро. Владимир не потерпит подобной чепухи, а я не могу рисковать облажаться. Я быстро поднялся в рядах синдиката, но я видел, как другие падали так же быстро.
— Ты сможешь. — Я глубоко вздыхаю. — Не усложняй это, Лидия…
— Ты не можешь заставить меня. — Теперь ее голос звучит упрямо и раздраженно, и это раздражает меня. — Что ты собираешься делать, держать меня пленницей в этой комнате, пока я не соглашусь? Это не сработает и не даст тебе информации о Грише.
— Ты права, что это не даст мне такой информации, — соглашаюсь я. — Но ты быстро сдашься, я тебе это обещаю. Хотя нет необходимости затягивать с этим…
— Я сказала нет. — Она встает с кровати, как будто собирается пройти мимо меня. — Я ухожу сейчас…
Я так же быстро встаю, становясь между ней и дверью.
— Нет, ты не уходишь. Если ты откажешься, я оставлю тебя здесь и заморожу твои счета.
Она замирает, глядя на меня снизу вверх.
— Что? Ты не можешь этого сделать...
— Уверяю тебя, я могу.
— Частное детективное агентство не может. — Ее глаза широко распахиваются, когда до нее доходит: возможно, я и не признавался вслух, частью чего я являюсь, но до нее доходит, что это гораздо сложнее, чем просто частное сыскное агентство. — Что это, черт возьми, такое?
— Тебе не нужно знать больше, — осторожно говорю я. — Но ты не выйдешь из этой комнаты, Лидия, пока не согласишься. И если ты этого не сделаешь, я заморожу твои счета, и деньги, которые ты отправляешь своей дорогой бабушке, которые не дойдут до нее. Пройдет не так уж много времени, прежде чем она не сможет покупать еду или лекарства, и довольно скоро начнутся перебои: свет, газ, даже оплата за ее квартиру. И если ты все еще будешь отказываться...
Я не думал, что глаза Лидии могут расширяться до такой степени ужаса, но это так. Она тяжело сглатывает, и я снова вижу дрожь на ее подбородке, хотя она хорошо это скрывает.
— Ты монстр, — шепчет она. — Монстр…
— Нет, я не собираюсь им быть. — Я качаю головой. — Я не хочу ничего из этого делать, и мне это определенно не нравится. Но уверяю тебя, Лидия, мой босс готов. И он сделает все, чем я угрожал, и даже больше.
Я смотрю на нее сверху вниз, надеясь, что она видит, насколько я серьезен.
— Так что же ты выбираешь, Лидия Петрова?
5
ЛИДИЯ
Что я выберу?
Все, что я могу сделать, чтобы не начать дрожать, когда смотрю на Левина, это думать, что он не сможет этого сделать, но мне быстро становится очевидно, что он сможет.
Я не совсем понимаю, кто этот человек, чем он занимается и на кого работает, хотя я больше не верю, что это просто гребаное частное детективное агентство, это точно, но я начинаю верить, что он может делать практически все, что, блядь, захочет. Я знаю, кто-то, должно быть, слышал мои крики ранее, когда я пыталась сбежать, я намеренно старалась быть достаточно громкой, чтобы кто-нибудь мог прийти мне на помощь или вызвать полицию, но в коридоре за пределами комнаты стоит мертвая тишина.
Кем бы ни был Левин на самом деле, кем бы ни был его босс, о котором он упоминает, мне становится ясно, что он, по крайней мере в какой-то степени, выше закона. Люди, которые должны защищать таких, как я, закрывают глаза на то, что делает он и люди, на которых он работает.
Я крепко сжимаю край кровати, заставляя себя не дрожать, не плакать, а думать.