Я не хотел, чтобы это зашло дальше поцелуя. Я действительно, черт возьми, не хотел. Но Лидия Петрова несмотря на то, что она совсем не похожа на тех женщин, которые сводили меня с ума в прошлом, для меня как гребаный наркотик. Как кошачья мята. Она заставляет меня чувствовать себя сумасшедшим.
И когда она умоляет меня…
Я лежал в гостиничном номере в ночь ее следующего свидания с Гришей, проклиная его, проклиная Владимира, проклиная всю эту гребаную работу. То, что она с ним, почти невыносимо, и будет только хуже, когда мне придется последовать за ними в гребаную Мексику и наблюдать, как он обращается с ней, как будто они на романтическом отдыхе.
Я больше не пытаюсь найти другую женщину, с которой можно выпустить пар. Я знаю, что это, блядь, ничего не изменит. Лидия занимает все мои мысли, единственная женщина, от которой у меня сейчас встает, и я не могу не задаться вопросом, не сломало ли это что-то во мне и что, черт возьми, я буду делать, когда ее не станет.
Потому что после этой миссии она исчезнет, и я ни черта не могу или должен с этим поделать.
Большую часть первого часа после того, как она выходит из гостиничного номера, я провожу в ванной, сжимая в кулаке свой член, вспоминая, как ощущался на мне ее рот, ее запах и вкус, как она сжимала мои пальцы, когда кончала. Какой чертовски влажной она была, тугой, горячей и совершенной, и как сильно я хочу ее трахнуть. Я вцепляюсь в край столешницы, пока костяшки пальцев не белеют, и сжимаю свой член почти так же сильно, отчаянно желая кончить и снять напряжение.
Когда я это делаю, то чувствую пустоту. Несколько часов спустя я делаю то же самое на диване, крепко зажмурив глаза, пытаясь не думать о ней с Гришей и вспомнить что-нибудь еще. Думаю о ней прижатой к двери этого гостиничного номера, кончающей мне на пальцы, когда дрочила мне, о ней прикованной наручниками к моей кровати, пока я лизал ее сладкую киску, пока она не смогла больше терпеть, о ее рте на мне в машине после того, как она умоляла меня.
Этого недостаточно. Она мне нужна. Мне нужно быть внутри нее, и мой кулак просто чертовски недостаточно хорош. Я издаю рычание разочарования, когда кончаю, мой член все еще упрямо лишь немного сдувается, даже после того, как я извергаю очередной оргазм по всему своему кулаку, выкрикивая при этом имя Лидии.
Я сойду с ума, если это поскорее не закончится.
Знать, что она спит в его постели, еще хуже. Я борюсь с желанием позвонить ей, в конце концов погружаясь в беспокойный сон, пока утром не звонит будильник и я не понимаю, что пора ее забирать. Мы возвращаемся в отель в тишине, и я закрываю за нами дверь, когда мы входим, вся поза Лидии неловкая и скованная.
— Я согласилась на поездку, — тихо говорит она. — Итак, мы уезжаем в пятницу. Я записала все детали – где мы остановимся, все это. Все, что я смогла от него узнать. Я предполагаю, что он едет туда по делу, о котором ты мне рассказывал что-то связанное с картелем, но он мало что рассказывает мне об этом.
— Это прекрасно. Тот факт, что ты вообще едешь, поможет. Я тоже буду там, и любую информацию, которую ты сможешь мне сообщить, я смогу использовать. Мы сделаем это вместе.
Она вздрагивает от этого. Я не хотел этого говорить. Я чувствую, что мне требуется вся моя сила, чтобы не поднять ее и не швырнуть на кровать, не взять то, в чем я так сильно нуждаюсь, и то, что, я знаю, она хочет мне дать. Я никогда в жизни так сильно не хотел ни одну женщину.
— Левин — она нерешительно произносит мое имя, и я поднимаю на нее глаза.
— Что?
— Могу ли я что-нибудь сделать? Я имею в виду нечто большее…
Ты можешь снять это платье, лечь на кровать и позволить мне трахать тебя, пока мы оба не кончим. Ты можешь скакать на моем члене, пока я не буду настолько истощен, что не смогу пошевелиться. Ты можешь…
— Левин?
— Мне нужно идти. Мне нужно быть в другом месте. — Слова вырываются с трудом и застревают у меня в горле. — Я уверен, ты хочешь отдохнуть …
— Ты сердишься на меня? — Ее голос звучит тише, чем я слышал его раньше, напряженный из-за того, что я могу только представить, это стресс и тревога последних недель. — Я сделала все, что могла.