– Ты что натворил, придурок?! – закричал мужик в дубленке, поднимаясь с земли и с испугом глядя на позеленевшего Рустама.
– Я… я… я не… я не хотел… я… я… – бессвязно залепетал рыжебородый и бросился бежать.
Вслед за ним, то и дело спотыкаясь, убежал и его приятель. Проститутка поднялась с земли и кинулась к магазину, истошно крича:
– «Скорую»! «Скорую»! Вызовите «скорую»!
– Ничего… ничего… – выдавил из себя Рустам. – Со мной… такое уже бывало…
Асфальт, покрытый окровавленным снегом, закрутился и ударил его по лицу. Тьма закрыла ему глаза и потушила сознание.
Четвертая городская больница города Алматы. На крыльце стоит угрюмый сухопарый мужчина в накинутом на плечи белом халате. У него усталое, опустошенное лицо, он провожает взглядом кружащиеся в холодном свете фонарей снежинки и нервно курит.
У крыльца остановилась «газель» «скорой помощи», молодая докторша и двое больничных санитаров переложили привезенного больного на каталку и завезли в больницу. Пожилой водитель «скорой» проводил их взглядом, вышел, разминая ноги, и приблизился к курящему на крыльце мужчине. Тот молча протянул ему раскрытую пачку, водитель благодарно кивнул, достал из пачки сигарету и с видимым удовольствием закурил. Мужчина в халате кивнул в сторону двери и негромко спросил:
– Что с ним?
– Не ваш случай, Мухтар Саттарович, – ухмыльнулся водитель, – пищевое отравление, только-то и всего.
– Только-то и всего, – повторил за ним хирург, думая о чем-то своем.
Свежий морозный воздух, снегопад, хорошая сигарета настраивают водителя на благодушный лад, и ему хочется поговорить.
– Мухтар Саттарович, – начинает он, добродушно щурясь, – я вот чего спросить-то хотел: помните, мы сегодня паренька одного привозили, ножевое ранение, с Сейфулина?
– Бектасова Рустама?
– Да-да, – обрадовался водитель, – вот именно, его самого, Бектасова этого. Так вот, меня что удивило-то, Мухтар Саттарович, я когда Викуше-то помогал перевязку делать, то внимание обратил, что парнишка-то весь в шрамах. Я столько шрамов, пожалуй, только раз и видел, это когда автобус с ветеранами-«афганцами» в аварию попал. Но то «афганцы» – ясное дело, с войны да без «подарка» вернуться трудно. А у этого-то откуда? Молодой же еще совсем.
Хирург молча пожал плечами, он явно был не в настроении. Но пожилому водителю уж больно хотелось поговорить.
– Мухтар Саттарович, вы уж простите старика, но что-то любопытство меня заело. Может, когда парнишка на поправку пойдет, поинтересуетесь у него между делом – откуда у него подобные украшения?
Хирург устало вздохнул:
– А не у кого больше спрашивать, Михалыч. Умер твой Бектасов. Прямо на операционном столе и умер.
Хирург затушил сигарету, сломав ее в пальцах, выкинул в урну и ушел. Оставшийся один водитель растерянно покачал головой:
– Вот оно, значит, как. Был человек – и нету, вроде и не война, а… Эх, люди-люди, что же вы друг с другом делаете?..
Старик в сердцах чертыхнулся и пошел к машине. Ночь еще не закончилась, и работы у «скорой помощи» будет много, впрочем, как и всегда.
В ореховом кабинете светло и просторно. А распахнутые настежь узорчатые окна позволяют свежему ветру беспрепятственно разносить по комнате ароматы пробуждающейся весны. Но торжество природы отнюдь не радует молодого глинглокского короля, его брови нахмурены, а взгляд строг и сосредоточен. Он слушает доклад королевского казначея о состоянии своей казны и мрачнеет буквально на глазах.
Казначей, высокий и очень худой старик, закончил доклад и смиренно поклонился. Король Георг недовольно прищелкнул языком и сказал:
– Уотфорд, вот уже полгода как закончилась война, но за это время мы не только не улучшили положение, а значительно его ухудшили. И без того огромные долги королевства выросли на порядок и приобрели угрожающий размах. Я крайне вами разочарован, крайне.
Старик обиженно побледнел:
– Ваше величество, я делаю все, что в моих силах. И если бы ваш совет, ваше величество, последовал моим рекомендациям, мы бы смогли значительно урезать наши расходы и существенно сэкономить.
– Уж не лагеря ли беженцев вы имеете в виду, Уотфорд? – прищурился Георг.
– Да, ваше величество, – подтвердил казначей, – именно их я и имею в виду. Они стоили нам слишком дорого, ваше величество. И, право, я до сих пор не совсем понимаю, зачем мы ежемесячно тратили на них столько заемных средств.