Предательские слезы выступили на глазах. А может, это от резкого запаха? Запершило в горле, и зуд стал совершенно невыносимым. Женя вытерла локтем лоб и отступила от манекена. Проделанная ею работа выглядела жалко. Полголовы осталось и вовсе нетронутой. Она не успевает, не хватает прежней ловкости. Времени уходит в три раза больше, а это недопустимо.
Пальцы мелко задрожали от напряжения. Женя отшвырнула кисточку и в бешенстве сбросила со стола миски с остатками краски. Густая вязкая масса медленно потекла на пол. Женька опустилась рядом и, уткнувшись в колени, заплакала.
Солнечный свет покидал город. Постепенно в комнате становилось всё сумрачнее. Женя по-прежнему сидела на полу. На результат своей работы она не смотрела. Испорченная белокурая голова, высившаяся над столом, напоминала выставленный после казни трофей. Словно ее нанизали на кол. «Надо так и оставить, пусть служит напоминанием, что больше я ничего не умею», — с радостью мазохиста упивалась Женя.
Глеб так и не явился. Долго он будет от нее бегать? Злая, запальчивая мысль подтолкнула максимально ускорить события. Женя потянулась за телефоном и нажала вызов. Ничего. Только длинные гудки, а потом сухой безжизненный голос робота. Вяло шевельнулось желание проверить ноутбук. «Ни к чему это всё», — равнодушно шепотом прошелестели губы. Пора задуматься, что она будет делать дальше, а не колошматить по клавишам, тратя время на виртуальные споры и демагогию. Там, на форуме, собрались здоровые люди, а не такие калеки, как она. У них есть работа или они в любой момент могут ее найти, а она? Кому она сдалась, руки-крюки…
Никогда уже она не сможет вернуться к любимому делу. В какой момент она так вывела из себя своего ангела-хранителя, вынудила тихо, не прощаясь, сняться с ее плеча и растаять в пространстве. И тут же перед глазами возникла татуировка на руке Глеба. Ангел, который исчез. Тоже оказался предателем?
Женя никак не могла понять, что больнее: расстаться с ремеслом, которое позволяло чувствовать себя маленькой волшебницей, или смириться с потерей еще одного родного человека. Мама, теперь и Глеб… И кажется, сегодня к ним присоединился третий. То есть третья. Она сама.
Когда в комнате стало совсем темно, Женя заставила себя встать. Тряпкой она тщательно собрала ошметки краски. На темных досках осталось белесое пятно. Вымыла миски и небрежно, в одну кучу, свалила в чемоданчик всё, что попалось под руку. Ни к чему теперь тщательно раскладывать по своим местам. Это хлам, который стоит отнести на помойку. Была бы Женя более импульсивна и безответственна, увесистый ящик полетел бы в окно.
В ванной долго отмывала руки. Перчатки не надевала. В них пальцы становились совсем неуклюжими. От агрессивной химии шрамы пекло, а цвет из бледно-розового сменился на ярко-алый. Женю это совершенно не волновало. Она даже отменила ритуал с ежевечерним нанесением мази от контрактур. Какая теперь разница?
Равнодушно стянула заляпанную краской одежду и надела длинную, до колена, свободную майку. Тонкая ее фигурка затерялась в широких складках. Немного поразмыслив, Женя зашла на кухню и вынула из ящичка снотворное. После больницы она долго старалась отвыкнуть от таблеток. Они умели дарить спасительный покой и удивительные сны. В них она летала. Но Женя испугалась привыкания. Спала хоть и плохо, но таблетки старалась не принимать. В крошечном коричневом пузырьке осталось еще много маленьких избавителей от пошлой и невыносимой реальности. Чуть нахмурив брови, Женя потрясла баночкой перед глазами. Пилюли весело запрыгали, задребезжали о стенки. Взгляд стал живее: «А ведь, как просто можно решить все проблемы. Полстакана воды и горстка белых друзей. А потом красивые сны… и умиротворение».