Когда они вошли в холл, Пьетро почувствовал, что его спутница как бы оседает, испугался, что она вот-вот потеряет сознание, инстинктивно обхватил ее за оказавшуюся удивительно тонкой талию и прижал к себе. Если бы кто-нибудь увидел их в подобном полу-объятии, то непременно решил, что он неравнодушен к этой занимающейся вымогательством, маленькой шлюшке. В то время, как ему всего лишь надо было доставить гостью в приготовленную комнату, поручить заботам няньки и снять с себя всякую ответственность как за нее, так и за ее корыстные махинации.
Оливия с благодарным вздохом прильнула к нему, на глаза навернулись слезы. И тут же осудила себя: всего одно проявление доброты, и вот уже мисс Добсон готова все извинить и чуть ли не просить его стать ее другом. Ну откуда такие недостойные, убогие желания? — спросила она себя в приливе отвращения к своей «ущербной» личности.
Ее совершенно потряс роскошный интерьер виллы — широкая мраморная лестница, повсюду предметы антиквариата, фарфоровые вазы с цветами. А как еще могла отреагировать она, оказавшись в подобном дворце? Ведь самым древним предметом в доме ее родителей был бабушкин медный таз для варенья...
— Вы подниметесь сами по лестнице? — учтиво спросил Пьетро. — Или мне попросить кого-нибудь помочь вам?
Он не мог сконцентрировать на ней все свое внимание. Тедди весь извертелся на его руках и дергал за волосы с удивительной для такой малютки силой. Свались Оливия на полпути, спутник не удержит ее от падения. Сжав зубы, Пьетро оглянулся в поисках стула, на который можно было бы усадить женщину.
Пьетро понимал, почему никто не вышел встречать их: отец наверняка отдыхает, следуя строгим указаниям врача, а невестка, как, впрочем, и тетки, не горят желанием познакомиться с доказательством неверности Франко. По крайней мере, похвалил он себя, я скрыл от семьи самое худшее. Они и не подозревают, что роман брата не был случайным эпизодом, а носил постоянный характер.
— Конечно, смогу, не беспокойтесь.
Оливия попыталась придать твердость своему голосу. С напугавшим ее саму нежеланием она отстранилась от Пьетро и даже освободилась от поддерживавшей ее руки. Сделано это было умышленно, мисс Добсон старалась побороть свое стремление найти в нем опору, набраться силы от его горячего мощного тела. Ее так давно никто не обнимал, что бедняга забыла, как это приятно. И потом, невероятно подкупало исходящее от Пьетро ощущение надежности... Даже Франко, с которым ее связало горькое, безответное чувство, не вызывал у нее столь притягательных эмоций. Разве она реагировала так безоглядно на своего отправившегося теперь в мир иной возлюбленного? Разве испытывала к нему подобное влечение?
— Нет! — Она произнесла вслух это отрицание, будто отгоняя наваждение. Черт возьми, отец ее ребенка не вызывал у нее ощущения, будто весь мир вращается вокруг нее, его близость не лишала ее контроля над собой!
— Что такое? — Пьетро пристально посмотрел на нее из-под насупленных бровей. Мисс Добсон уже не такая бледная, щеки заливает яркий румянец, а большие серые глаза блестят, как у загнанного в угол зверька.
— Ни... ничего.
В волнении она обеими руками отвела волосы от лица и сделала глубокий вдох. Пьетро не мог оторвать взгляд от ее рельефно обозначившейся груди, твердыми сосками натянувшей тонкую ткань топа. Нахмурившись, он все же отвернулся.
Секундой позже Оливия уже поднималась по ступенькам, держась за перила из кованого металла. Заботливо прижимая к груди ребенка, Пьетро следовал за ней, невольно исследуя взглядом ее обтянутые тканью и привлекательно выпуклые ягодицы.
Пять футов и четыре дюйма пышной фигуры, блестящие золотистые волосы, губы как спелые вишенки и поразительное, но явно наигранное простодушие — не это ли заставило брата забыть о жене и об элегантных подружках, которых он заводил на стороне? Недовольный собственными мыслями Пьетро ускорил шаги и догнал Оливию на верхней площадке, откуда расходились три коридора.
— Нам сюда, — сказал он, чуть опередив ее.
Ему не хотелось заглядывать в широко раскрытые и кажущиеся уязвимыми глаза незнакомой женщины. Возможно, он боялся увидеть в них, то самое неуловимое и невыразимое нечто, так пленившее его брата. И мистер Мазини пошел впереди, показывая дорогу. Оливия последовала за ним, опять ощутив себя здесь чужой и сожалея, что согласилась приехать. Когда Пьетро остановился у одной из резных дубовых дверей в казавшемся бесконечным коридоре и распахнул ее со словами: «ваши апартаменты», Оливия испытала пугающее нежелание переступить порог.