Для начала нужно одеться. Оливия порылась в одном из ящиков и выбрала белье — открытые черные атласные трусики и соответствующий лифчик, в которых почувствовала себя немного грешницей. Она открыла дверцу похожего на пещеру шкафа и оглядела несколько новых платьев.
Привезенная ею с собой потрепанная одежда была запрятана в дальний угол. Все гардеробное пространство было занято теперь такими туалетами, за обладание которыми большинство женщин отдало бы все, что угодно. Жаль будет оставлять их здесь, но — если по совести — она не может их забрать с собой. К тому же новая одежда не подошла бы к стилю жизни в Браунтауне. Слыханное ли дело, чтобы официантка носила штучные джинсы от кутюрье с роскошной белой атласной блузкой или льняной костюм?
Вздохнув, Оливия выбрала одно из прекрасных платьев. Из мягкого шелкового шифона в диагональные кремовые, бледно-розовые и кофейные полоски, со слегка расклешенной юбкой, без рукавов, с крошечными, обшитыми тканью пуговками сверху донизу, оно было настоящим шедевром портняжного искусства.
Застегнув последнюю пуговицу, она покрутилась перед зеркалом, и тут кто-то постучал в дверь. Наверное, Роберто принес обед, хотя вроде еще рано.
Из-за отсутствия Марины, Оливия в тот вечер могла обедать с семьей. Когда она попросила Роберто принести ей обед, тот настоял, чтобы она изложила свою просьбу на итальянском, и, сделав немало ошибок, прислушавшись к подсказкам и смеясь над собой, она все же ухитрилась произнести нужную фразу.
— Avanti![2]* — крикнула Оливия, гордясь своими успехами в изучении итальянского.
В большинстве слуги немного понимали английский, но все-таки решили научить ее говорить на своем родном языке. Она с радостью старалась сделать им такое одолжение, и обучение было достаточно забавным.
Широкая улыбка сошла с лица Оливии, когда в дверях появился Пьетро. У нее сразу пересохло во рту, и поэтому она смогла только выдавить из себя хриплым голосом:
— Вы вернулись раньше, чем мы ожидали.
Его появление поразило Оливию как разряд молнии, пригвоздивший ее голые ступни к ковру и пронизавший ударной волной.
Не ответив, Пьетро лишь стоял и пристально всматривался в нее из-под нахмуренных бровей. Он выглядел утомленным и мрачным, решила Оливия и ощутила, что от сочувствия к нему ее сердце увеличилось чуть ли не вдвое.
Вот человек, у которого есть все, чего только можно пожелать, и одновременно нет ничего. Он стал свидетелем трагической гибели жены и еще не родившегося ребенка. Разве может что-либо травмировать душу больше, чем это несчастье?
Не тогда ли он подавил в себе все эмоции, или это тянется еще с детства? Оливия вспомнила рассказ Марины о том, что мать Франко отослала Пьетро в интернат, поскольку не желала его видеть, и что он никогда и никому не показал, как сильно это его расстроило. Не потому ли он порой кажется холодным и бесчувственным, что боится обнажить свои чувства?
Оливии внезапно захотелось сжать его в объятиях, смягчить боль и одиночество, на которые того обрекла сама жизнь. Не это ли означает понятие «любить»? Чувствовать боль другого, как свою собственную, стремиться снять ее... Испытывать влечение к кому-то вопреки логике, подсказывающей тебе держаться от объекта страсти подальше...
Забывшись, она еле слышно, но горестно вздохнула и заметила, как сжались его челюсти и на мгновение зажмурились глаза. Открыв их, он сказал:
— Нам необходимо поговорить еще до обеда.
Увидев ее снова, теперь прилично одетую, Пьетро едва не потерял сознание. Он давно уже решил, к несчастью для собственного душевного спокойствия, что Оливия обладает самым сексуальным телом из тех, что он когда-либо видел, а сейчас к нему добавилась еще и неотразимая красота. Она что-то сделала со своей прической — волосы переливались и элегантно обрамляли милое лицо. Его потянуло провести по ним пальцами, дабы убедиться в их реальности.
В попытке прекратить даже думать о таком сильном искушении, Пьетро засунул руки в карманы брюк как раз в тот момент, когда она твердо заявила:
— Марина сегодня выходная, так что я не спущусь к обеду. Роберто принесет его мне сюда...
Вопль из детской заставил ее стремительно развернуться на месте, отчего юбка взметнулась, и поспешить на помощь своему сыночку. Совсем недавно она искупала, заново запеленала и накормила его, поэтому он не успел еще проголодаться. Возможно, все дело в газах, убеждала она себя, подхватив ребенка и прижав его личико к своей щеке. Она с облегчением улыбнулась, когда Тедди громко рыгнул.