— Ты, видимо, надеешься, что с ребенком буду сидеть я? И что тебе хватит зарплаты официантки на содержание сына? Я так не думаю. Он не останется навсегда малюткой, и расходы будут расти день ото дня.
Оливия с силой прикусила задрожавшую нижнюю губу. Все верно. Скромная работа нравилась ей, но платили слишком мало. Официантки должны больше полагаться на чаевые, так утверждал мистер Вайсмен. Но большинство посетителей, приходивших в чайную «У Ника», не могли себе позволить раздавать чаевые. В большинстве своем это были пожилые люди, которые засиживались за единственной чашкой чая и булочкой, болтая с друзьями.
А Оливия еще часто сама платила за сандвичи с сыром или ветчиной для одной престарелой леди, которая никогда не заказывала ничего, кроме чашки чая. Она выглядела столь бледной и хрупкой, что, казалось, ее могло унести даже легкое дуновение ветерка. Пожилая дама трогательно благодарила Оливию, когда та ставила перед ней тарелку, как-то объясняя при этом, почему подает ей бутерброды вдобавок к заказу, дабы старушка не обиделась на подобную благотворительность...
При взгляде на спящего сына глаза Оливии заволоклись слезами: единственное, что она может дать ему, — это свою безграничную любовь.
— Итальянский дедушка Тедди очень богат и может дать тебе и ребенку все, что вы только пожелаете. — Голос отца прозвучал гораздо мягче, чем мамин. — В письме, которое его сын оставил для тебя, он заверяет, что если ты почувствуешь себя несчастной в Италии, то всегда сможешь вернуться в Англию.
Услышав раздраженное восклицание матери: «Упаси, Господи!» — Оливия чуть не разрыдалась. В письме, которое она заставила себя прочитать, не было обвинений или угроз отнять у нее ребенка. Никколо Мазини, милый старый джентльмен, выразил желание увидеть не только своего внука, но и ее саму, дать им приют в своей семье. Он пригласил погостить у него столько времени, сколько они пожелают, но «чем дольше, тем лучше».
Так чего я боюсь? — подумала она. Откуда такая тревога? Пусть у меня не хватает ума, но я достаточно сильна и решительна, чтобы сделать максимум для сына. Если же в Пизе что-то получится не так, если, скажем, я обнаружу, что итальянские предки сына перетягивают его на свою сторону, притесняя меня и лишая мальчика самого нужного для его благополучия — материнской любви, то быстро соберу вещички и мы уедем. В сумочке вместе с паспортами лежат остатки моих сбережений. Немного, но наверняка хватит на обратные билеты, успокаивала себя Оливия...
— Вот и он. — Вивиан быстро опустила тюлевую занавеску и торопливо вышла в прихожую. — Пошевеливайся, Оливия. Не нужно заставлять его ждать.
С глазами, наполненными слезами, мисс Добсон повесила сумочку на плечо и подняла переносную люльку. Не могут дождаться, когда освободятся от меня и Теда, с грустью заметила она. Но как их винить? Я никогда не оправдывала их надежд, а появление на свет незаконнорожденного внука стало последней каплей.
Пьетро Мазини хмуро посмотрел на сваленный в кучу багаж. Он выглядел весьма неприветливо, даже казался угрюмым в своем изысканно скроенном светло-сером костюме, темно-серой шелковой рубашке, дополненной однотонным синим галстуком. Его глаза сверкнули из-под тяжелых век, и она почувствовала себя особенно неуклюжей, пока протискивалась с люлькой в дверь.
— Что это такое? — Пьетро брезгливо уставился на кучу раздувшихся полиэтиленовых сумок и картонных коробок, примостившихся рядом с ее потрепанным чемоданом.
Оливия едва удержалась от желания ударить по его красивому и такому надменному лицу и пробурчала сквозь сжатые зубы:
— Это главным образом вещи Теда. Дети не путешествуют налегке.
В ту же секунду мать прошипела, не переставая широко улыбаться:
— Говорила же я тебе, что не нужно брать так много вещей.
— На вилле «Красивый источник» есть все необходимое для ребенка, — холодно заметил Пьетро. — Нужно взять лишь смену белья и пеленок на дорогу.
Не очень-то много я знаю о потребностях детей, с горечью подумал он при этом. Его собственный ребенок умер, не успев родиться.
Оливия выпятила подбородок и прищурила огромные серые глаза. Действуй, как собиралась, приказала она себе, будь твердой и храброй хоть раз в жизни. Она сделала глубокий вдох и не без дрожи заявила:
— Тедди нужны его собственные вещи. Без них мы никуда не поедем.
Ни с чем из своего запаса баночек с детскими смесями, бутылочек для детского питания, детской присыпки, кремов, лосьонов, особого шампуня, не говоря уже о привычных мягких пеленках и прелестных, любимых малышом игрушках, — подарках подруг и соседей, Оливия не желала расстаться. Раз уж она собралась жить среди чужих людей, все эти вещи должны послужить ей моральной опорой, воображаемой страховочной веревкой.