— Открой, — подбадривает меня Кларисса, улыбаясь, будто мы подруги или могли бы ими стать.
Мне страшно: ничего, что пахнет розами, не может быть для меня добром.
Страшусь и все-таки снимаю крышку. Белая ткань и блеск страз — то, что сразу же бросается в глаза. Я задерживаю дыхание, потому что вокруг меня в один миг заканчивается весь воздух. Этого не может быть!
Мои пальцы дрожат, когда я поднимаю платье из коробки, и оно сияющим водопадом открывается мне во всей красе.
Мой свадебный наряд.
Тонкое кружево вперемешку с мягким шелком, россыпь сияющих камней спереди и бутоны нераспустившихся нежно розовых роз, спускающихся от талии к низу.
— Правда, красиво? — спрашивает Риса, и я слышу восхищение в ее голосе, которое капитолийка не может скрыть.
Оно красивое. Самое лучше.
Впрочем, на похороны белое не надевают.
Я отбрасываю от себя платье, словно даже прикосновение к нему обжигает мои руки, а Джоанна успевает поймать его до того, как светлое облако коснется пола. Она кидает на меня рассерженный взгляд и, смяв наряд, кое-как запихивает его обратно в коробку.
Слишком поздно я понимаю, что кто-то рядом со мной визжит, так пронзительно и громко, что мне больно…
Больно!..
Больно
Это мой голос. Мой крик.
Вой.
Никто не пытается меня успокоить. За последние дни все смирились с тем, что я сошедшая с ума игрушка.
Тик, так, тик, так.
Кричу, что есть сил, и заливаюсь слезами, которые омывают мое лицо, стекая по шее и оставляя следы на воротнике.
Мне жаль себя, жаль Пита.
Жаль нас — тех, кого мы не уберегли.
Тяжелый удар по щеке, звонкий и неожиданный, приводит меня в чувство. Я пытаюсь проморгаться, чтобы сквозь слезы рассмотреть обидчика, и я почти не удивлена, когда вижу перед собой лицо с татуировкой. В Джоанне нет сочувствия ко мне, в ее глазах лишь ярость и гнев.
Она хватает мою руку и волоком, выворачивая мне кисть так, что физическая боль отвлекает от душевной, тащит меня куда-то, а я настолько растеряна и потеряна, что даже не сопротивляюсь.
Жалобно пищу, когда на меня обрушивается непроглядная стена ледяной воды. Чувство такое, будто тысячи игл одним разом воткнули мне под кожу, и каждая рана саднит и кровоточит.
— Выключи! — кричу я, но Джоанна неумолима: она обеими руками удерживает меня и не дает выйти из душа, а вода все льется и льется. Слишком долго, слишком холодно!..
***
Когда все заканчивается, Кларисса и победительница помогают мне лечь на постель, ту самую постель, в которой Пит не ночует уже две недели. Качаю головой: если я буду думать об этом, то истерика снова завладеет моим телом.
— Китнисс? — Риса зовет меня так ласково, как, бывало, мама когда-то звала. — Он не умер, понимаешь? — она смотрит на меня с сочувствием, словно и правда может понять, как сильна боль, разъедающая меня. — Он жив и вернется к тебе. Ты мне веришь?
Морщу нос и кривлю губы в уродливой ухмылке.
— Это все ты виновата… — шепчу я хрипло.
Кларисса хмурится, но не выпускает моей руки, которую зачем-то сжимает в своей ладони.
— Я расскажу тебе одну историю, — произносит она, поглядывая на Джоанну. — Я хочу, чтобы ты выслушала меня, Китнисс, потому что сейчас последний раз, когда я пытаюсь вразумить тебя. Мне надоели твои истерики, надоело, что ты жалеешь себя больше, чем других!
— Я не…
— Молчи и слушай, – перебивает меня она. — Девушке, о которой я говорю, было всего шестнадцать, когда ей не оставили выбора. Ее отдали одному капитолийцу, чтобы наградить его за хорошую службу. Он стал ее первым мужчиной. Он получал удовольствие, мучая своих женщин. Содомия, пытки, нанесение увечий. Эта девушка принадлежала ему одному, но он один стоил сотни. Она прошла через ад на земле, но не сломалась и не раскисла, заливая соплями все вокруг себя. Она выкарабкалась.
Взгляд Клариссы становится таким хмурым, что я почти ощущаю волны гнева, исходящие от нее.
– Ты цела, Китнисс, ты невредима. Пит взял на себя боль вас обоих! Ты ищешь виноватых, исходишь жалостью к себе и проклинаешь мир вокруг, но знаешь, что? Ты не достойна этого парня! Мир не вращается вокруг тебя одной!
Я вспыхиваю алым пламенем, сама не отдавая себе в этом отчета. Ее слова ранят.
– Я думаю о Пите каждую минуту!
— Плохо думаешь! — перебивает меня Риса. — Я уверена, что из вас двоих пойти нужно было тебе, тогда ты хотя бы жалела себя по праву, а так…
Кларисса, видимо, не справляется со своими эмоциями, потому что, оттолкнув мою руку, отходит к окну и долго стоит возле него, глядя на город.
– Ты просто не знала истинной боли, Китнисс… Тебе не понять…
Я собираюсь возразить и напомнить ей о том, что вся моя жизнь – борьба за выживание, но капитолийка не дает мне такой возможности. Она, сорвавшись с места, торопливо уходит прочь, даже не закрыв за собой дверь.
Я перевожу взгляд на Джоанну, надеясь найти в ней понимание и поддержку, но только теперь замечаю, что она замерла и смотрит в пустоту. Ее взгляд стеклянный, будто мыслями победительница сейчас далеко отсюда.
— Джоанна? — зову я, и безгласая дергается, словно я ее ударила.
Она поджимает губы, а ее лицо бледнее, чем, наверное, у самой смерти. В ее глазах слезы.
Я сомневалась, что победительница вообще умеет плакать, и не понимаю, в чем причина, почему она… И тут меня осеняет. Слова застревают в горле и режут глотку.
— Та девушка… это ты?
Джоанна не отвечает, стоит, как статуя, и молчит.
Я поднимаюсь с кровати и подхожу к ней, обнимаю за плечи. Может, Риса права? Пит ведь жив. И я жива. Даже Джоанна… Как она пережила все, о чем рассказала Кларисса?
— Мне жаль… — ласково шепчу я, но победительница от моих слов словно звереет: она резким движение отталкивает меня назад так, что я чуть не падаю, и, развернувшись волчком, смотрит на меня горьким змеем.
«Пошла ты своей жалостью!» — хрипит она, и я не успеваю глазом моргнуть, как остаюсь в комнате одна.
***
Эта ночь такая же бессонная, как остальные. Удары часов, висящих на стене, пробивают брешь в моей хрупкой обороне. Я скучаю, тоскую, теряю себя. С каждой минутой, секундой и мгновением.
«Вернись, – бормочут мои губы в пустоту, будто молитву. – Вернись ко мне…».
Луна стоит так высоко, что ее свет заливает спальню. Одиноко и холодно, одеяло не спасает. Я стараюсь воскресить в памяти наши с Питом ночи, когда одного тепла его рук хватало, чтобы согреть меня и отогнать кошмары.
«Я невыносимо скучаю по тебе, Пит».
Мне мерещатся чьи-то шаги в соседней комнате, и я сажусь на постели. Тусклый свет, пробивающийся из-под двери, не может мне почудиться. Встаю, накинув на плечи халат, и несмело, будто вор в собственном жилище, касаюсь металлической ручки.
Дверь открывается бесшумно.
На диване спиной ко мне сидит мужчина.
Сердце забывает, как нужно биться.
Пит.
В следующей главе мы снова увидим мир глазами Пита… ))
Отзывы? “Нравится”? )))
========== 17 ==========
Комментарий к 17
включена публичная бета!
заметили ошибку? сообщите мне об этом:)
Предупреждение: глава содержит сцену изнасилования.
Слишком впечатлительным людям, вероятно, стоит пропустить ее.
POV Пит
Китнисс.
Это имя не срывается с моих губ, наоборот я пытаюсь убить в себе даже мысли о ней. Не сейчас, не в такие минуты!
Резко толкаюсь вперед, входя в Ребекку до предела, а она громко стонет и гнется подо мной, ее дыхание поломанное, а соски темнеют на фоне светлой кожи, напряженные и еще мокрые от моей слюны. Шлепки голых тел друг о друга разрушают тишину ночи, и ворох простыней промок от наших соков.
Китнисс.
Она слишком чистая, чтобы марать ее имя в предрассветных лучах, освещающих потное от страсти тело Ребекки. Мы с ней были близки уже много раз, я не пытаюсь их считать, лишь надеюсь когда-нибудь забыть все до единого.
Мои пальцы с силой сжимают кожу внучки Сноу, а ее ноги в судороге наслаждения давят на мои плечи; я едва успеваю покинуть пылающее лоно, чтобы не излиться в него. Ребекка урчит, даже когда я откатываюсь в сторону, и лениво размазывает по животу мое семя.