– Мел, а наша девка струхнула, – усмехается первый, не выпуская моего лица из хватки.
– Ничего, это они с виду Победители – птицы гордые, а как раскорячатся – куда только гонор деется. Морской красавчик в первый раз тоже брыкался и горло драл, а потом и сам подмахивать научился.
Они ржут над своей шуткой, а я не могу побороть оцепенение; я словно марионетка на шарнирах, а ленивый кукловод никак не хочет дернуть за нитки, чтобы спасти меня. Мысли лихорадочно прыгают, ни на чем не задерживаются, и все-таки в моем мозгу эхом повторяется «морской красавчик». О ком они говорят?.. Победители?..
Финник!
Перед глазами темнеет, и ужас оставляет на мне следы, прижигая не хуже раскаленного металла.
— Подержи его, Вермин, — предлагает тот, кого назвали Мелом.
Я лишь сильнее вжимаюсь в стену, когда ощущаю, как мужские пальцы сползают по моей коже со щек к шее, и тугой ошейник вжимается в горло, словно кто-то выкачал из комнаты весь кислород. Я вскидываю руки, пытаясь ослабить хватку Вермина, но результата почти нет.
Замираю, когда пальцы Мела вцепляются в пояс моих штанов и тянут их вниз, обнажая меня перед насильниками. Щеки вспыхивают от стыда, и я предпринимаю новую попытку вырваться, но мне так сильно давят на горло, что я могу думать только об этом.
С отвращением чувствую влагу на своем члене и направляю все усилия на то, чтобы не думать, откуда она взялась. Мел прикасается ко мне ртом почти так, как делала Ребекка, но ее ласки были приятны, а сейчас я не чувствую ничего, кроме мерзости.
— Ты сладкий, — нашептывает мужчина, скользя руками по моим бедрами, сжимая их. Он пробует раздвинуть мои ягодицы, и я снова дергаюсь, извиваясь змеей.
Меня тошнит от происходящего.
— Клади его на кровать, — предлагает Мел, и Вермин резко швыряет меня в сторону постели.
Я путаюсь в спущенных до колен штанах и вместо кровати приземляюсь на пол. В моем мозгу почти мгновенно срабатывает команда «Бежать!», и я подскакиваю, что есть духу, тороплюсь к двери, но насильники и не думают позволить мне спастись. Они настигают меня всего через несколько шагов и, словно котенка, хватают, чтобы осыпать градом ударов: в живот, по спине и, наконец, сокрушающее попадание в пах. Скрючиваюсь на полу, корчась и скуля от боли, а они используют это время в своих целях, – я различаю топот ног и смутно вижу несколько человек с татуировками безгласых, они опутывают меня веревками и разрывают одежду.
Когда я прихожу в себя настолько, чтобы осмотреться, то понимаю, что лежу на кровати голый, а мои руки и ноги связаны между собой. Трепыхаюсь подбитой птицей, но жесткая веревка не дает освободиться, лишь крепче впивается в запястья и лодыжки.
Вермин возникает перед моим лицом, и я поспешно отвожу взгляд – он обнажен и старательно гладит себя рукой, вызывая напряжение в теле.
– Открой ротик, красавица, – ржет он, тыкая мне в лицо своим членом. Я улавливаю запах его тела, и меня мутит, будто я проглотил гниющую крысу. Сжимаю челюсти до скрипа зубов, твердо решив, что им меня не получить.
Попытки насильника пропихнуть член мне в рот не приносят результата, и он зовет на помощь безгласых, один из которых тут же зажимает мне нос, не давая вздохнуть. Без кислорода у меня начинает кружиться голова, так отчаянно и беспощадно, что у меня не остается выбора: на мгновение я разжимаю губы, но Вермину этого хватает, чтобы осуществить задуманное. Его член упирается в мое небо, и меня хватает всего на пару толчков – тошнота подступает к горлу, и я кусаю его, заставив мучителя завопить от боли.
Он с размаха бьет меня в лицо, наверное, ломая нос, и горячая кровь заливает мои губы.
– Соси, сука! – приказывает Вермин.
Мужчина повторяет попытку, но я снова кусаюсь, только теперь уже и сам ору от боли не меньше, чем он, – рука Мела с силой сжимает меня в самом чувствительном месте, и на глазах выступают слезы.
– Я тебе его отрежу, если не прекратишь клацать зубами, – угрожает он.
Я дергаюсь и рычу, как загнанный зверь. Я почти обездвижен: веревки прочны, а руки безгласых на моем теле лишают последнего шанса на спасение.
Тело сотрясается от страха, а в горле горечь отвращения.
Я смогу это пережить?
Когда член Вермина снова оказывается у меня во рту, я стараюсь отключиться от всего, что происходит.
Не чувствовать.
Не думать.
Не ощущать.
Все происходит не со мной.
Не думать.
Не чувствовать.
Молитва, которая не помогает мне.
Безгласые поднимают меня и удерживают на четвереньках, не давая завалиться на бок, а Мел в это время ощупывает мои ягодицы, мнет их и водит по ним возбужденным членом. Я ору от боли, когда он вторгается в мое тело. Я дергаюсь, пытаюсь выскрести из-под себя простынь, но мне не дают сместиться ни на сантиметр.
Слезы физической боли и унижения обжигают щеки.
Это все происходит не со мной.
Вермин снова завладевает моим ртом, но я почти не реагирую на это. Хриплю и давлюсь, утопая в нестерпимой боли.
Меня разрывают изнутри на мелкие кусочки.
Я прошу, я умоляю, шепчу «хватит». Никто не слышит.
Слабо чувствую, как по внутренней стороне бедра стекает что-то теплое, но ни один из насильников еще не достиг пика, поэтому это не может быть их семенем. Это моя кровь, струйкой торопящаяся к простыням и оставляющая красный узор на ногах.
Мои хриплые стоны разносятся по комнате, меня мучают, кажется, целую вечность.
Внутри все горит огнем, и ничто не может заглушить той боли, которая плотным комком поселилась в районе живота и сейчас расползается по всему телу. Каждой клеточкой я чувствую, как член одного из мужчин проходится по разодранным в кровь стенкам заднего прохода. Я уже не кричу, лишь горько и рвано дышу, будто меня душили.
По щекам катятся злые слезы, а прокушенные губы сочатся кровью, смешиваясь с той, что еще течет из носа. Во рту противный вкус чужой спермы, – я сам не понял, когда это произошло.
Горло нещадно саднит, и я практически теряю сознание от боли, только сквозь темную пелену слышу громкие шлепки мужских бедер о мой зад. Кажется, один из них ускоряется, но я даже не знаю, который из капитолийцев насилует меня в эту минуту, мне уже все равно.
Я не чувствую своего тела, боль становится чем-то естественным, и от осознания этого хочется взвыть.
Я думаю, что это никогда не закончится…
Только спустя бесконечность я ощущаю, как тело насильника начинает содрогаться в оргазме, и в меня изливается обжигающе горячая сперма. Для истерзанного прохода она и вправду схожа с огнем, который буквально разъедает все внутри.
Я слабо дергаюсь из последних сил, я просто хочу избавиться от этого ощущения распирания. Я хочу, чтобы мучитель вышел из меня и дал спокойно выползти из-под него, хочу, чтобы пропали с моего тела крепкие руки безгласых – я все еще не падаю только потому, что они крепко меня держат.
Насильник заканчивает наполнять меня своим семенем и тяжелым грузом падает сверху. Я скидываю его со своего измученного тела и слышу хлюпающий звук, с которым из моего истерзанного прохода выскальзывает обмякший член.
Я валюсь в другую сторону, раздирая веревками кровоточащие запястья, и чувствую, как из меня вытекает сперма вперемешку с моей кровью, эта липкая жижа течет по моим ногам и медленно увлажняет простыни.
Я ни о чем не прошу и не дергаюсь, когда один из них смачно целует меня в губы. Мне хочется забыть все, как страшный сон.
Это произошло не со мной.
***
Я открываю глаза лишь на следующее утро, с трудом поднимая веки и понимая, что кто-то тщательно обработал мои раны и натянул на меня штаны.
Шевелиться больно, а думать о прошлом – противно.
Я ничего не вижу вокруг себя и не ощущаю.
Я использован.
Использован.
Использован, как дешевая подстилка для извращенных зажравшихся богачей.
– Доброе утро, сучка, – от зычного голоса Мела мое тело конвульсивно вздрагивает.