— Китнисс, не надо, — Кларисса касается моего лица, — тушь потечет.
Как же она мне противна! Моя душа страдает и болит, а ее беспокоит то, как я выгляжу.
— Не трогай меня! – рявкаю, отодвигаясь. – Это ты во всем виновата! Ты, ты, ты!
Выбегаю из комнаты и только слышу, как за моей спиной хлопает дверь. Слезы уже не спрятать, всхлипы уже не подавить. Различаю голоса позади, но не останавливаюсь – ноги сами несут меня в один из немногих уютных уголков дворца: комнату-цветник с видом на город.
Забираюсь с ногами на небольшой диванчик в углу и реву.
Навзрыд. Громко.
В эти минуты мне нет дела до того, что Сноу или Ребекка, или кто угодно другой могут меня увидеть. Страхи последних недель вырываются наружу потоками горючих слез.
Пита приводит Джоанна.
— Спасибо, — говорит он ей, и безгласая Победительница исчезает.
Пит присаживается рядом, но я упрямо делаю вид, что не замечаю его, тыльной стороной руки вытираю лицо. Он терпеливо ждет, когда я заговорю с ним, но ничего такого не происходит.
— Расскажешь? — наконец просит он.
Мотаю головой.
— Послушай, — начинает Пит, — вы с Рисой все время ссоритесь, и это плохо. Из всех, кто нас окружает, ей одной не все равно…
Резко поворачиваюсь к Питу, сгораю от возмущения.
— Ты что, защищаешь ее? — я срываюсь на крик. — Оглянись! Кларисса заодно со Сноу! Она продает тебя!
Пит бледнеет, но упорствует.
— Я не говорю, что Кларисса на нашей стороне, но она… — он ищет подходящее слово, — понимает меня.
Всплескиваю руками, встаю и, вышагивая перед Питом, яростно спорю:
— А я, значит, не понимаю? Она твой друг, да? Тогда, может, и внучку Сноу защищать будешь?
Напарник хмурится, устало потирает глаза.
— При чем тут Ребекка? Пожалуйста, Китнисс, перестань. Меньше всего на свете мне хочется ссориться с тобой.
— И все-таки ответь, Пит! — кажется, я уже не могу остановиться. — Кто она для тебя?
Пит тоже поднимается на ноги, его губы сжимаются в тонкую линию.
— Китнисс, пожалуйста…
Я отмахиваюсь от него и отворачиваюсь. Раненное сердце жжет в груди.
Ну почему он уходит от ответа? Почему защищает внучку президента? Ревность царапает легкие, а сомнения грызут до крови.
— Ты говорил, что между нами ничего не изменится! — выпаливаю я, снова взглянув на Пита. — Обещал, что мы справимся! Не выходит. Я знаю — чувствую — ты стал другим, Пит, ты нарушил слово…
Краска окончательно отливает от его лица, голубые глаза расширяются, а сам Пит отшатывается от меня. Он открывает рот, но не произносит ни звука.
Для меня это как признание худшего. В один миг я припоминаю все симптомы измены Пита: частый отсутствующий взгляд, чрезмерная замкнутость. Он и рядом, и далеко одновременно, это сквозит во всем. Даже ночами, когда Пит обнимает меня, он не пытается повторить то волшебство, которое случилось между нами однажды, — а мне бы хотелось снова почувствовать это, вновь ощутить его так близко, в себе…
Я уже не разбираю, где правда, а где домыслы: пожар занялся и мой мир вспыхнул багряным заревом.
— Все дело в ней, да? В ней, Пит?
В его взгляде мелькает почти физическая боль, но он перебарывает это. Протягивает ко мне руки и все-таки не касается — вновь отступает.
Пит смотрит мне в глаза так жалобно и нежно, что часть меня сожалеет о ссоре. Вторая же по-прежнему снедаема ревностью.
— Это не то, о чем ты думаешь, Китнисс… — выдыхает он. — Если бы я только мог что-то изменить…
Пит не заканчивает, обрывает сам себя на полуслове, и я успеваю подумать о том, что напарник, того и гляди, заплачет, но он уже отворачивается от меня.
— Прости… — бросает Пит и сбегает. От меня.
— Что же ты наделал? — шепчут мои губы в пустоту. — Что же ты сделал с нами?
***
Когда наконец начинается фотосъемка, мы с Питом чувствуем себя неловко.
Так уже было. Неискренние поцелуи, навязанные улыбки, лживые переплетения пальцев. Отчего выходит так, что моя жизнь, раз за разом, возвращается к тому, что я должна притворяться?
Или не так? Я больше не обманываю, когда целую губы Пита, но не хочу, чтобы другие видели это.
Происходит как раз наоборот.
Почти два часа проходят как в тумане. От ярких вспышек болят глаза, а тело ноет от вымученных поз. Однако, фотограф доволен: он, как и остальные капитолийцы, не перестает умиляться тому, как очаровательно мы с Питом смотримся вместе.
Ребекка явно так не думает.
Я замечаю внучку Сноу только сейчас, когда съемка прекратилась, но сколько времени она наблюдала за нами? Девушка стоит возле дверей студии, на ней короткое розовое платье и ярко-зеленые босоножки на тонких каблучках. Она щурится и крепче сжимает руки в кулаки, когда замечает, что я обнимаю Пита. Ревнует?
— Извини, что сорвался, — говорит напарник, отводя меня в сторону. Он все еще не знает о том, что за нами наблюдает его… клиентка. — Объяснить все – слишком сложно, не заставляй меня, прошу.
Заглядываю в глаза Питу и стараюсь улыбнуться. План мести появляется мгновенно.
— Я не злюсь, — отвечаю я. – Ты тоже меня прости.
Тяну Пита к себе и целую. Крепко, жарко.
Его руки скользят по моей спине, и я откидываю голову назад, подставляя шею, а сама украдкой бросаю взгляд туда, где стоит Ребекка. Там уже никого нет.
Она видела нас. И от этого на душе становится легче.
Пит запутался. Но он все еще любит меня, не может не любить. Пусть внучка Сноу помнит об этом!
***
На банкет, который президент устроил в главной зале дворца, я спускаюсь под руку с Питом. Цветные люди приветствуют нас, шутят и смеются. Я даже искренне улыбаюсь им в ответ и прячу лицо на плече напарника, когда очередная шутка вгоняет меня в краску.
Музыка располагает к танцам. Мы кружимся в вальсе, и почему-то именно сегодня я ощущаю себя по-настоящему красивой: пышное зеленое платье окутывает меня и Пита, когда мы движемся, а ленты с цветами на наших руках дополняют друг друга.
Я стараюсь выкинуть из головы плохие мысли и просто насладиться тем, что могу быть счастлива. Хотя бы сегодня.
— Какая встреча! — незнакомый мужчина окрикивает меня, когда танец заканчивается.
Я всматриваюсь в его лицо, но совершенно не узнаю. В том, что он капитолиец, сомнений нет – татуировка полумесяца на щеке и блестящие одежды выдают его, но не припомню чтобы мы встречались.
Натягиваю на лицо улыбку.
— Хорошего вечера, — говорю я.
Мужчина переводит на меня недоуменный взгляд, и только сейчас я замечаю, что до сих пор он разглядывал не меня, а Пита.
Напарник стоит белее снега. Его глаза широко распахнуты, а зрачки, не двигаясь, замерли на лице незнакомца.
— Пит? – зову я, но он будто и не слышит. Окаменел. И все не сводит взгляда с мужчины.
— И вам, мисс Эвердин, — быстро произносит незнакомец. – Могу я украсть вашего спутника?
Пит сглатывает и отступает на шаг.
Не понимаю, что происходит, смущаюсь. Почему Пит молчит?
— Вы знакомы?
Мужчина улыбается и снова смотрит на напарника. Слишком странно смотрит.
— Секреты, мисс, — шутит он. – У всех есть секреты.
Его рука ложится на плечо Пита, и этот жест можно было бы принять за дружеское объятие, если бы не полный ужаса и страха взгляд напарника.
— Пойдем-ка выйдем, парень. Наш с тобой приятель, Мел, тоже здесь. Поболтаем, да?
Я вижу, как Пит едва переставляет ноги, но все-таки уходит вместе с незнакомцем. Меня это тревожит. Что за тайны могут быть у этих двоих?
Хочу пойти за ними следом, но толпа гостей внезапно обступает меня, и я сама не замечаю, как теряю Пита из вида. Теперь уже вечер не кажется мне интересным, а музыка только раздражает.
Проходит довольно много времени, прежде чем мне удается пробраться к выходу из зала. В коридоре тихо, только редкие прохожие торопятся туда-обратно.
Куда мужчина мог увести Пита?
Наугад принимаюсь бродить по дворцу, но не нахожу никаких следов напарника. Наконец сдаюсь и отправляюсь в свой цветник. Здесь полумрак, горит лишь пара свечей вдоль стены, а на фоне окна, в свете ночного неба, темнеет странный силуэт. Целующаяся парочка.