Кровь приливает к моему лицу, и я инстинктивно сжимаю руки в кулаки. Какая низость с ее стороны назвать нашу свадьбу, пусть и вынужденную, главной ошибкой в жизни Пита!
– Да как ты?..
– Он собирается напасть на президента, – опережает меня Кларисса, понизив голос. – Сегодня! Ты знаешь, что бывает с теми, кто осмеливается на убийство?
– Смертная казнь… – выдыхаю я, не задумываясь.
Калейдоскоп мыслей вспыхивает в голове, одна страшнее другой. Я тут же вспоминаю, как Пит, израненный, лежал на моей кровати в темнице, как я молилась, чтобы он выжил. Как я боялась, что могу остаться без него… Я и сейчас не могу!
Только не Пит! Я не могу потерять Пита!
– Почему? – вопрос срывается, но ответ не важен. Пит не рассказал мне что-то очень важное, что-то из-за чего он теперь готов умереть.
– Из-за тебя, – бросает Кларисса, – он снова спасает тебя! Что у него осталось? Воля? Тело? Только жизнь еще принадлежит ему – но и с ней, он расстанется, чтобы спасти твою шкуру, Эвердин! Ты допустишь это? Позволишь Питу погибнуть ради тебя?
Я трясу головой, с абсолютной ясностью понимая, что не стану раздумывать, чья жизнь важнее: любимый столько раз рисковал ради меня, а я так ни разу и не уплатила ему долги.
«Любимый…»
Почему я не решалась назвать его так даже в собственных мыслях? Я ведь действительно люблю его! И так давно, что он уже стал частью меня, той самой половинкой, без которой не может быть жизни.
– Останови его, Китнисс, – голос Клариссы становится мягким, просящим. – Не дай ему умереть…
– Не дам, – обещаю я.
***
Миротворцы и Кларисса сопровождают меня к месту, где все свершится.
Я стану женой Пита.
Между нами в последнее время пролегла пропасть, мои слова о ненависти, его покорность и отстраненность – как мы допустили, чтобы Сноу сумел разлучить нас? Что произошло в тот злосчастный вечер между Ребеккой и Питом? Почему он даже не попытался ничего объяснить?
О чем говорила Кларисса, намекая, что Пит страдал в последнее время больше, чем позволил мне увидеть это?
Я задерживаю дыхание, когда вижу его еще издалека: Пит стоит возле дверей, ведущих на дворцовую террасу, и где-то там, снаружи, шумит толпа, пришедшая, чтобы посмотреть на свадьбу «несчастных влюбленных». Внутри разливается тепло, приправленное страхом.
Пит не замечает моего приближения, он смотрит прямо перед собой и, кажется, до крайности напряженным.
– Привет, – говорю я, останавливаясь за его спиной.
Пит вздрагивает и поворачивается ко мне. Я успела отвыкнуть от того, чтобы он был так близко: хочется кинуться к нему в объятия, но вместе с тем слишком боязно сделать это. Он рассматривает меня, и я смущаюсь.
– Это плохая примета – увидеться до свадьбы, – неловко говорю я, пряча взгляд.
– У нас с тобой все не как у всех, – успокаивает меня Пит, и я не удерживаюсь – снова смотрю на него.
Его глаза – моя слабость, а тепло губ, которые касались меня, – самое сладкое, что я когда-либо пробовала… Однако, я замираю от неожиданности, когда Пит вдруг оказывается стоящим совсем близко и, не спрашивая, притягивает меня к себе. Я пугаюсь, стараюсь отодвинуться, но он удерживает меня за руки и накрывает мои губы своими. Ему нет дела, что охрана и Кларисса пялятся на нас, и постепенно и я перестаю беспокоиться – огонь, исходящий от Пита, опаляет и меня тоже.
Прихожу в себя, только когда он отстраняется. Смотрю ему в глаза и тону в сквозящей в них нежности.
«Как же я скучала по тебе, Пит, как же ты мне нужен!».
– Я люблю тебя, – шепчет он, и я хочу ответить, но память зачем-то подсовывает воспоминания о том, как он – вот так же жарко – целовал Ребекку.
И я молчу, не убегаю от него, но и не решаюсь признаться в том, как сильно завишу от него, как невыносимо люблю.
– Пора, – одергивает нас Кларисса, и я не сопротивляюсь, когда она тянет меня в сторону.
Делая вид, что поправляет розы в моей прическе, капитолийка произносит так, чтобы слышала только я.
– Нож у него в рукаве, Китнисс. – Киваю. – Постарайся остановить Пита, пока не станет слишком поздно.
***
Когда мы с Питом выходим на террасу, я щурюсь от солнца, бьющего прямо в глаза.
На площадь перед дворцом собралось так много людей, что они похожи на цветной океан, расплескавшийся вокруг. Президент аплодирует нам вместе с остальными и, едва мы приближаемся, тянется, чтобы обнять меня.
– Мистер Мелларк, мисс Эвердин, я рад быть гостем на вашем празднике, – произносит он, – сегодня ваш день!
Пит рассеян и отстранен, а я исподтишка поглядываю на его руки – выискиваю нож, но тот запрятан так искусно, что я даже допускаю мысль о злой шутке, устроенной Клариссой.
Безгласая девушка, по случаю наряженная в пышное платье, приносит два кольца, разложенные на зеленой подушечке, и я наблюдаю, как Пит берет свое, чтобы символично надеть мне на палец. Его руки горячие по сравнению с моими, но нежность, даже неосознанная, сквозит в каждом движении.
У меня самой все выходит абсолютно неловко: от волнения не удерживаю колечко, и оно, звякнув, описывает узор у ног Пита. Охаю: упавшее кольцо одна из самых плохих примет на свадьбе и такая… похожая на правду! Неужели, это знак свыше, предупреждающий меня о том, что задуманное Питом осуществится?
Он опускается передо мной на одно колено, сам поднимает упавший кусочек золота и возвращает мне. Мои руки трясутся, но я все-таки окольцовываю Пита.
– Объявляю вас мужем и женой, – говорит Сноу, и зрители поддерживают его дружным криком. – Можешь поцеловать свою жену, Пит…
Он мой муж… А я его жена. Две половинки…
В Двенадцатом мы бы, непременно, испекли хлеб и произнесли клятвы любви и верности, но здесь, в Капитолии, все проще, к тому же, многие уверены, что мы с Питом уже были женаты, а нынешняя церемония – дань уважения к Сноу.
Рассматриваю Пита, когда он наклоняется, чтобы поцеловать меня. От него пахнет розами – как и от всего здесь, а еще… страхом. Я улавливаю этот аромат, даже несмотря на то, что не могла бы описать его в точности, – мне и самой страшно не меньше, в том числе и за жизнь Пита.
– Не делай этого, прошу тебя… – молю я, когда губы Пита почти касаются моих.
Я жду, что он догадается – мне известны его планы, но вместо этого лицо теперь уже мужа искажается как от боли. Пит быстро, но холодно целует меня и тут же отстраняется. Поворачиваюсь к нему, чтобы попытаться объяснить свои слова, однако не выходит – толпа ликует так громко, что остается лишь кричать, а этого я сделать не могу.
Сноу, развернувшись к народу, рассказывает о том, как символичен наш с Питом союз, но я не свожу глаз с любимого и подмечаю резкую перемену, случившуюся в нем. Подсознательно я улавливаю момент, когда Пит решает действовать: он тянется к запястью, нащупывая рукоять оружия, и мое сердце, кажется, ускоряется в разы.
Он чуть вертит головой, осматривается, а я, как молитву, одними губами повторяю его имя. Едва его взгляд доходит до меня, я использую это, повысив голос:
– Не делай этого!
Пит недоуменно сводит брови, но не отказывается от своей задумки.
– Прости меня, – шепчет он и отворачивается.
С ужасом, почти паническим, я осознаю, что до рокового мига остаются секунды. И решение приходит само: я не дам Питу умереть – не позволю! Он считает, что президент достоит смерти? Что ж, я принимаю его выбор. Только сделаю все сама.
Долги надо платить!
С криком я бросаюсь вперед и обхватываю Сноу за плечи – перед нами пропасть, в которую мы отправимся вместе. Отталкиваюсь, готовая отдаться полету, но внезапная вспышка боли опаляет спину. Успеваю подумать о том, что это нож Пита прошелся по мне, но практически сразу это становится не важно.
Острые ступени впиваются в бока и бьют по рукам, жалят ноги, пока я кубарем лечу вниз. Мир трясется и вращается, вызывая тошноту.
А потом резкий удар прекращает мое движение: тело распластывается у основания лестницы, и чувство такое, что ни единого неповрежденного кусочка не остается на нем. Болит все, кроме души: с извращенным удовольствием я вижу лужу крови, растекающейся рядом со Сноу; его шея выгнута, а глаза – ставшие стеклянными – смотрят сквозь меня.