«Получилось, Пит…» – рождается в сознании слабая мысль, и тут же темнота окутывает меня, как одеялом.
В звенящей тишине я слышу только гул ниоткуда взявшихся барабанов – они как гром, среди неба, не предвещавшего дождя. И крик – безумный, животный вопль, пронзающий мое сердце, – Пит зовет меня.
Предпринимаю попытку пошевелиться, но это вызывает лишь вспышку адской боли, забирающий у меня все силы. Я проваливаюсь в пустоту.
***
Открываю глаза уже в больнице: мерный писк оборудования, запах карболки и боль в правой сломанной руке – они мои спутники на протяжении последних двух недель. Меня не выпускают отсюда, хотя и повторяют, что я не пленница.
Революция победила.
Я убила президента.
Но повесят за это, скорее всего, Пита.
Ему предъявлено обвинение в покушении на убийство. Гейл сказал, что до суда Пита заперли в одиночной камере, и я не теряю надежды, но исход процесса никому не ясен.
Несколько дней назад состоялась показательная казнь нескольких приближенных Сноу: трех его советников, внучку и около десятка постоянных обитателей дворца расстреляли за попрание конституции Панема и преступления против его жителей. Кларисса оказалась в числе погибших – лично Финник Одейр, победитель Игр из Четвертого дистрикта свидетельствовал против нее и добивался вынесения смертного приговора.
Вчера я виделась с Прим – мой Утенок жива и здорова, красива и весела. Мы проплакали почти все время встречи – не могли нарадоваться тому, что все позади.
«Пит»? — верчу кольцо, которое никто не посмел у меня отобрать, – символ того, что я теперь замужняя женщина.
Я считаю дни без него и не перестаю повторять, что именно я столкнула Сноу с той злосчастной лестницы. Все без толку – каждый, кто присутствовал на площади, видел, что Пит достал нож – след от него до сих пор не до конца затянулся на моем собственном теле.
Я не знаю, как буду жить, если Пита казнят. Скорее всего, просто не буду – без него я не смогу.
– Привет.
Поначалу мне кажется, что у меня галлюцинация. Он стоит на пороге больничной палаты, осунувшийся, с немытой головой, и темные круги пролегают под его глазами – и все-таки это Пит. Мой Пит.
Любимый. Единственный.
Открываю ему объятия – ту руку, которая не затянута в гипс, и Пит шагает мне навстречу, стискивает так сильно, что того и гляди затрещат кости, но я не жалуюсь, наоборот, безумно улыбаюсь и обнимаю, как могу.
– Как тебя выпустили? Гейл сказал, суд только завтра!
– Знаю, он обещал мне.
– Зачем?
Пит выглядит смущенным.
– Если бы меня все-таки решили прикончить, у тебя не было бы шанса что-нибудь с этим сделать, навредив себе, – признается он.
– Оу! – только и выдыхаю я. – А сейчас? Тебя отпустили?
Пит присаживается на край кровати, но не выпускает моей руки: наши пальцы переплетены, и каждый боится отпустить другого.
– Все закончилось вчера. Меня осудили, Китнисс. Покушение на президента. Но все-таки не убийство – это, фактически, спасло мне жизнь, ты спасла мне жизнь…
Кажется, только сейчас я замечаю, что слушала его, затаив дыхание, и с шумом выдыхаю, ощутив огромное облегчение. Наклоняю его голову к себе и целую в лоб, слезинка скатывается по щеке, но это от счастья.
– И что теперь? Что будет… – заикаюсь, не сразу набираюсь смелости, чтобы задать свой вопрос. – Что будет с нами?
Пит смотрит внимательно и ласково, это дает мне надежду.
– Мне разрешили уехать из Капитолия, – произносит он. – Приказали вернуться в Двенадцатый…
Пит тоже сбивается, он ведь знает, что наш дистрикт изменился под бомбами, сброшенными Сноу. Он знает, что «дома», таким, как мы его помним, уже нет.
– Это пожизненная ссылка, Китнисс… – Пит касается моего кольца, – мне страшно просить, но я должен: ты поедешь со мной? Навсегда, Китнисс?
Я соглашаюсь, не тратя на раздумья ни секунды – целую его в губы, и Пит отвечает, его рука ложится мне на затылок, и пальцы путаются в моих волосах.
– Я люблю тебя, Пит, – шепчу то, что так долго хранила на сердце.
Он, не разрывая поцелуй, повторяет и свое признание.
– Я тоже, Китнисс, люблю тебя. Люблю, больше самой жизни…
========== Эпилог ==========
Не бечено…
POV Пит
Я люблю такой закат – оранжевый с мазками красно-синего цвета. Мне нравится наблюдать, как солнечный диск плавится, уходя за горизонт, и вдыхать сладкий запах сирени, что растет под окном нашего недавно достроенного дома.
Китнисс ворочается во сне – ее голова покоится у меня на коленях, и я поправляю кое-где сбившееся одеяло, надежно укутывая свою жену от вечерних сквозняков. Она больше не носит кос, но по-прежнему, бывает, плохо спит по ночам – старые кошмары не проходят бесследно.
У меня тоже есть демоны, не дающие крепко спать, – пусть уже совсем нечасто, но я вздрагиваю, когда в темноте мне мерещатся руки Вернона, давящие на плечи, или я слышу ласковый голос Ребекки, которая поплатилась жизнью за то, что отдала мне кусочек своей души…
На суде, который учинило надо мной новое правительство, наружу всплыло все: каждая из тех грязных и непотребных вещей, которые я мечтал похоронить поглубже. Они знали про Ребекку и про других женщин, знали, что мной торговали, и напрямую расспрашивали о том, зачем я понадобился Мелу и его товарищу…
Насмешка жизни в том, что именно эти жуткие вещи, случившиеся со мной, стали последними, перевесившими чашу весов: большинство из присяжных решили, что я был достаточно в отчаянье, чтобы попытаться защитить свою жизнь.
Китнисс ни о чем не знает. Мы стараемся не говорить о том, что случилось с нами в те жуткие месяцы, пока Сноу разливал вокруг свой яд, хотя иногда вечерами все-таки вспоминаем Джоанну, которая не пережила великую революцию, а временами грустим по тем наивным детям, которыми мы были когда-то…
Но годы все меняют, расставляют на круги своя.
Мы с Китнисс семья, именно такая, как я мечтал когда-то. У нас был и каравай, испеченный на прибывающую луну, и клятвы, данные у огня, однажды ночью. В нашем прошлом много горечи, но мы научились смотреть только вперед.
– Уже совсем темно…
Опускаю глаза на жену – она проснулась и смотрит на меня снизу вверх. Китнисс вытягивает руку, чтобы погладить меня по щеке, но я перехватываю ее и целую каждый пальчик.
– Угу, темно, – соглашаюсь я, улыбаясь сквозь игривые поцелуи.
Мы неторопливо поднимаемся и, прихватив с собой плед, возвращаемся под крышу общего дома. Там, в тесноте пространства под одеялом, и я, и Китнисс снова забудем обо всем, что тревожило нас когда-то.
Я люблю ее, а она меня. Мы с ней вместе, навсегда, согретые светом сердец, каждое в тысячу свечей.
***
p.s. Если честно, даже не верится, что я скажу это, но фанфик дописан. Начатый аж в сентябре прошлого года, дважды довольно круто менявший сюжет (правда, слава богу, только в моей голове) и, наконец, завершенный )))
Мне самой финал нравится, надеюсь, что и вам он придется по душе )))
Что дальше? Что ж, я могу обещать, что продолжу две работы: «Выжженная душа» (Голодные игры) и «Иблис» (оридж), остальное – по мере свиданок с вдохновением))) Буду рада видеть каждого из вас в моих новых историях ))))
Спасибо каждому, кто уделил время этому фанфику, и каждому, кто дождался моего возвращения в фандом после, казалось бы, окончательного ухода. Мне был дорог каждый отзыв и оставленный плюсик, только благодаря вам, читатели, «Сердце…» дописано до конца, до последней точки.
Отдельное спасибо команде авторов-союзников «Битвы за Капитолий»: девочки, ваша мега поддержка вдохновляет меня каждый день! Люблю вас!