— Пашов! — голос Стей-си полон ужаса.
Я останавливаюсь, роняя ручки саней в снег, и оборачиваюсь.
— Что? Что такое?
Стей-си прижимает руку к груди, ее лицо такое же белое, как костяные ручки саней.
— Н-нам обязательно д-держаться так близко к утесу?
А? Я смотрю в сторону. Мы огибаем низкую, узкую долину, где снег будет гуще. Вместо того чтобы пройти через него, мы движемся по краю обрыва. Я следую за остальными, когда они оставляют след, и мы, естественно, идем там, где снег менее глубокий, обычно по вершине пологого холма.
— Ты в безопасности, Стей-си. Я не позволю тебе упасть.
Она прикусывает губу, и я с удивлением замечаю, что ее рот того же цвета, что и ее маленькие квадратные зубы. Вся жизнерадостная розоватость исчезла с ее маленького личика.
— Мне страшно, — шепчет она.
Я стараюсь не хмуриться от беспокойства.
— Ты хочешь, чтобы я отправился в долину? В такую погоду это опасно.
— Я… нет, я думаю, что нет. — Она учащенно дышит. Ее глаза бегают туда-сюда, и я понимаю, что она паникует. — Это просто… обязательно ли нам быть так высоко?
Пейси причитает, дергая себя за косу, его маленькое личико морщится от разочарования. Я знаю, что она сама не своя, когда подносит дрожащую руку ко рту и продолжает смотреть на долину внизу.
— Стей-си, — говорю я спокойным голосом. — Я не позволю тебе и Пейси упасть. Это я обещаю.
— Я знаю. Я просто… Я не могу. Высоко. Действительно высоко. — Ее слова быстрые и отрывистые, движения дерганые. Я начинаю беспокоиться, что она ослабит хватку на Пейси, который уже извивается. Я стаскиваю его с ее колен, и его мокрые кожаные штаны хлопают меня по руке. — Его нужно переодеть.
— Да. Конечно. — Она быстро моргает, но ее лицо по-прежнему белое как мел. Она не может оторвать взгляда от раскинувшейся внизу долины.
Я должен увести ее подальше от этого.
— Стей-си. — Я стараюсь, чтобы мой голос звучал спокойно. Неужели я забыл о ее боязни высоты? Неужели я такой ужасный партнер, потому что мучаю ее, доводя до такого состояния? Я смотрю на утес, но эта тропинка — лучшая, она уже изрыта колеями от саней, которые прошли до нас. Быстрее всего будет, если я продолжу движение вперед вместо того, чтобы тащить ее по свежему снегу. — Я собираюсь сменить кожаную одежду Пейси…, — говорю я ей. — А потом я понесу его некоторое время. Ты должна успокоиться.
— Я спокойна, — огрызается она, и это звучит совсем не так. Ее дрожащая рука подносится ко лбу. — Мне жаль. Я пытаюсь быть спокойной. Я знаю, это глупо. Я просто…
— Нет, — говорю я ей. Набравшись смелости, я протягиваю руку и провожу костяшками пальцев по ее щеке. Ее лицо холодно, как лед, но она смотрит на меня большими, горящими глазами с испуганным выражением, от которого у меня щемит сердце. — Это не глупо. Ты напугана, но я здесь. Я не позволю тебе упасть.
Ее рука касается моей, и она трется щекой о мою ладонь. Я чувствую, как по моему телу пробегает волна — защитная, собственническая и полная потребности.
— Я доверяю тебе, — шепчет она.
Я смотрю ей в глаза и чувствую связь с ней. Что-то глубоко внутри…
— Почему ты перестал двигаться? — ревет Бек, подбегая к нашим саням. Он идет по краю обрыва и кладет руки на борт моих саней. Стей-си со стоном отдергивается, и момент упущен.
Я хочу зарычать на Бека, но мой гнев на него не вернет связь со Стей-си. Она ушла.
— Нам нужна минутка.
— Зачем? Мы же в походе. У тебя будет много приятных моментов, когда мы остановимся на ночь. — Бек поднимает копье, указывая на караван саней далеко впереди нас. — Вы потеряете группу из виду, если будете двигаться еще медленнее.
— Нам нужна минутка, — повторяю я, низкое рычание вырывается из моего горла. Я сажаю сына на руку. — Если только ты не хочешь поменять для моего сына кожаную одежду?
Бек хмурится, словно от запора, затем свирепо смотрит на меня.
— Я так не думаю.
Я махаю на него рукой.
— Тогда продолжай идти. Мы скоро присоединимся.
Он фыркает и что-то бормочет себе под нос, устремляясь вперед.
Я бросаю свою легкую накидку на снег и сажаю на нее сына. Он издает булькающий звук и поднимает руки в воздух, протягивая их ко мне. Его хвост дико дергается взад-вперед, а на лице сияет улыбка, которая заставляет меня смеяться от чистой радости. Когда он корчит такое лицо, он выглядит так же, как Фарли, когда она была маленькой. Похож ли он на меня? Я прикасаюсь к его маленьким чертам лица. Я никогда не видел своего собственного лица, но, должно быть, чем-то похож на свою сестру.
Его ноги болтаются в воздухе, и я развязываю один уголок его кожаных бриджей. Там влажно, и в воздухе стоит ужасное зловоние.
— Фу! — Я утыкаюсь носом в сгиб локтя, пытаясь защититься от запаха. — Он болен? — спросил я.
Стей-си издает тихий смешок — все еще хрупкий, но больше похожий на нее саму.
— Нет, он всего лишь ребенок.
— Его навоз всегда так отвратительно пахнет? — Я возвращаю лоскут кожи на место у него на животе, пытаясь избавиться от вони.
— Не всегда. — Через мгновение она добавляет: — Но большую часть времени — да.
Я бросаю на нее взгляд. Она лежит на санях, и капюшон натянут на ее лицо. Может быть, теперь, когда она не видит скал, она чувствует себя лучше. Хорошо. Я решу проблему с кожаной одеждой моего сына и понесу его, чтобы она могла немного расслабиться.
— Что мне делать с грязным? — Я не менял кожаную одежду комплекта… а если и менял, то не помню.
— Ты знаешь, но забыл, — говорит она, и ее голос такой мягкий. — Но я помогу тебе вспомнить.
По какой-то причине мне становится грустно. Это всего лишь покрытия… Я смотрю вниз на счастливое лицо моего сына, когда он машет руками и ногами. И мне интересно, что еще я забыл.
Глава 4
СТЕЙСИ
Сегодня у меня так сильно болит сердце. На какое-то время мне показалось, что мой Пашов вернулся. Не тот Пашов с единственным рогом и растерянной улыбкой на лице, когда он меняет подгузники. На краткий, сияющий миг мы почувствовали себя мужем и женой. Или парой, я полагаю. Как будто между нами никогда ничего не было.
Но всегда появляется что-то такое, что лопает этот пузырь.
Я слышу счастливое хихиканье и выглядываю из-под капюшона своей меховой накидки. Я держу голову опущенной, а глаза закрытыми с тех пор, как мы начали путешествовать вдоль скал. Я совсем забыла — в безопасности и уюте в Пещере племени — что эта земля — не что иное, как вершины, долины и снег, насколько хватает глаз. Здесь не так много ровной поверхности, и я смертельно боюсь высоты, а это значит, что, когда становится еще каменистее, я начинаю паниковать. Я хочу спуститься пониже, где мне кажется безопаснее, но Пашов говорит, что путешествовать там не так безопасно и быстро, и я ему доверяю.
Мне не нравится его ответ, но я ему доверяю.
Я выглядываю наружу и вижу, как Пейси ерзает в своей переноске, пристегнутой ремнями к большим, широченным плечам Пашова. Маленькие ручки Пейси машут в воздухе, и он смеется тем счастливым, беззаботным детским хихиканьем, от которого просто становится хорошо, когда его слышишь. Хотя я не понимаю, над чем он смеется. Затем, мгновение спустя, длинная кожаная нить с одним из декоративных перьев Пашова перелетает через его плечо. Пейси издает еще один пронзительный смешок восторга и пытается схватить ее, но Пашов медленно тянет ее назад. Он приладил свои сани так, что обе ручки пристегнуты ремнями безопасности к груди, и это оставляет ему свободную одну руку. Я думаю, он использует это, чтобы подразнить Пейси игрушкой из перьев. Это напоминает мне о том, как кто-то играет с кошкой, и я улыбаюсь. Мне никогда не приходило в голову развлекать своего ребенка, когда он висит у меня на спине. Он будет избалован, но у меня не хватает духу упрекнуть Пашова.