Я чувствую… как будто я изменила своей паре.
Это так глупо, но это был не мой Пашов. Это был не мой изголодавшийся по поцелуям, любящий, глупый и тискающий мужчина. Это был незнакомец с его лицом, и я переспала с ним, потому что чертовски сильно скучаю по своей паре.
— Стей-си? — Его рука скользит по моей талии, и я слышу вопрос в его голосе. — Ты… ну… все хорошо?
Все ли у меня хорошо? Я прижимаю руку ко рту, пытаясь подавить рыдания, потому что не хочу разбудить Пейси. Мне хочется оттолкнуться от него и отступить в дальний угол палатки. Я хочу уткнуться лицом ему в грудь, позволить ему гладить меня по волосам и говорить, что все будет хорошо.
— Я бы хотела, чтобы ты вспомнил, — выдыхаю я. — Хоть что-то. Что-нибудь. О том, как это было у нас раньше.
Я чувствую, как он судорожно втягивает воздух.
— Я тоже. Я бы все отдал, чтобы вспомнить об этом.
И от этого почему-то становится только хуже.
ПАШОВ
За величайшим моментом моей жизни следует самый ужасный.
Быть внутри моей пары? Разделять с ней удовольствие и чувствовать насыщение, которое приходит во время спаривания? Низкий гул моего кхая в моей груди? Ощущение маленькой человеческой фигурки Стей-си, покоящейся на мне сверху? Я чувствую себя самым сильным мужчиной в мире.
Но это ничего не значит, когда она начинает плакать.
Ее плечи сотрясаются от рыданий, и хотя я спрашиваю, что случилось, она не может говорить сквозь рыдания. Только тихое: «Я бы хотела, чтобы ты вспомнил».
Для нее я по-прежнему чужой. Вот почему она плачет. Она скучает по своей паре. И я чувствую себя… как половина мужчины. Впервые с тех пор, как я проснулся и мне сообщили странную новость о том, что прошли две смены времен года, и я забыл о них, я чувствую, что чего-то не хватает. Что я упускаю что-то важное.
До сих пор это было просто странно. Смотреть на странное человеческое лицо Стей-си и пытаться вписать его в свои воспоминания было игрой. Пей-си? Мой сын? Интересно, но я не чувствовал напряжения или беспокойства, когда не вспомнил о нем. Это была просто странность. Это вернется со временем. Не о чем беспокоиться.
Но сейчас? Я волнуюсь.
Я неправильно сошелся с ней, и она это понимает.
Я неправильно соединился.
У меня нет никаких воспоминаний о нашем спаривании до этого. Как я мог забыть что-то, что кажется таким важным? Таким первобытным? Настолько совершенным? Тем не менее, я явно спаривался со Стей-си много раз в прошлом, и на этот раз я сделал это неправильно, и вот почему она плачет. Это еще одно напоминание о том, что я не тот, кого она помнит. И это причиняет ей боль.
Ее слезы причиняют мне боль. Они ранят мое сердце. Я хочу быть цельным ради нее. Я хочу вспомнить, что я потерял. Я хочу этого так сильно, что мои кулаки сжимаются, а все тело напрягается от разочарования.
На моей груди дрожит моя маленькая половинка, и ее слезы увлажняют мою кожу. Даже несмотря на то, что она лежит на мне сверху, я чувствую, что Стей-си сейчас еще более далека, чем когда-либо. Я этого не хочу. Я хочу быть рядом с ней. Я хочу вспомнить.
Мне это нужно.
Однако я должен утешить свою пару. Ее страдания разрушают меня. Не решаясь беспокоить ее еще больше, я глажу ее по спине. Медленно. Робко. Когда она не отталкивает меня, я продолжаю водить рукой вверх и вниз по ее гладкой спине, поглаживая ее. Она такая мягкая. Все ее тело ощущается как мягкое объятие. Даже ее спина — не что иное, как розовая мягкость и намек на бугорки под кожей вдоль позвоночника. На ней нет костяного покрытия, защищающего ее мягкость. Нет жестких, жилистых мышц. Она… хрупкая.
Она моя, и я должен ее защищать. От всего.
Я обнимаю ее, пока она плачет, ее слезы смачивают мою грудь, и каждая из них ощущается как сосулька, прижатая к моему сердцу. Я должен это исправить. Я должен. Но как? Я беспокоюсь об этом, гадая, даже когда она медленно плачет, засыпая. Даже когда она больше не содрогается от слез, я все еще обнимаю ее.
Я хочу обнимать ее вечно. Я хочу вернуть то, что я потерял.
До сих пор я не осознавал, как много я потерял.
***
Даже во сне Стей-сиа обращается ко мне за защитой. Она дрожит и прижимается ко мне в глубоком сне, и я обнимаю ее всем телом, чтобы согреть. Пейси спокойно спит в своей кроватке, но холод беспокоит моего хрупкого человечка.
Теперь она моя. Меня не волнует, что я ее не помню. Она моя, и я не собираюсь ее бросать. Я буду бороться каждым вздохом своего тела, чтобы сделать ее счастливой.
В ту ночь я не спал. Несмотря на то, что я устал, я не могу. Я напрягаю свой разум, пытаясь вспомнить каждую мелочь, которую только могу. Лысая голова моей сестры, когда она родилась. Как в первый раз мы с Зэннеком отправились на охоту с нашим отцом Борраном. Как я впервые попробовал сах-сах. Сокрушительный момент, когда Химало нашел отклик в Айше, и я потерял свою последнюю надежду на то, что у меня будет резонансная пара. Об охоте, как хорошей, так и плохой. Я помню так много вещей.
Но о Стей-си и моем сыне нет ничего, кроме пустоты.
И это меня злит.
Я потерял ее. Я думал, когда она потянулась ко мне, что мы спаримся, и это будет приятно. Я не понимал, что, поступив так, причиню ей боль. Я никогда больше не хочу причинять ей боль.
Утром буря с небес рассеялась, и снег больше не идет. Зловещие тучи сгущаются вдалеке, и погода потеплела. Это будет хороший день для похода. Не для меня, потому что из-за солнца снег будет густым и слякотным, а для моей пары, которая не выносит холода. Я встаю с наших общих мехов и одеваюсь, наблюдая за ней. Она — маленький комочек под мехами, все еще крепко спящий.
Я принесу ей еды и дам ей поспать еще немного.
Я выхожу из палатки и, набрав пригоршню снега, умываюсь, оглядывая лагерь. Этим утром здесь многолюдно, в воздухе витает слабый запах дыма. Вокруг костра сидят несколько человеческих женщин, и повсюду в лагере полно ша-кхаи, которые упаковывают снаряжение, точат оружие или перекусывают, прежде чем снова отправиться в путь.
Я должен найти целителя. Я должен как-то заставить ее вернуть мне воспоминания.
Тихое бормотание, а затем бульканье привлекают мое внимание. Пейси. Я быстро ныряю обратно в палатку и вытаскиваю его из корзины. Нижняя часть его тела влажная, и от запаха мочи у меня горят ноздри. На мгновение я подумываю о том, чтобы разбудить Стей-си, но потом мне становится стыдно. Конечно, я сам могу переодеть своего собственного сына. Это не может быть так уж сложно. Я стаскиваю с него грязную накидку, не обращая внимания на его шевеление и пытаясь вспомнить, как Стей-си делала это вчера. Ее руки двигались так быстро. Я нахожу квадратный кусок кожи, который выглядит так, словно его много раз стирали, со шнурами по бокам. Должно быть, это оно. Я отбрасываю его грязную накидку в сторону и пытаюсь накинуть на него новую, но он извивается и вырывается, и сделать это почти невозможно. Раздраженный, я оборачиваю один из своих плащей вокруг его нижней половины, беру его под мышку и направляюсь в лагерь на поиски целителя.
Сначала я направляюсь к костру, где много комплектов и самок. Конечно, Мэйлак будет с ними. У нее есть свой собственный новорожденный комплект. Но лица, которые смотрят на меня, — это любопытные пустые места в моей памяти. Я не помню их имен. Я стараюсь сосредоточиться на чьем-то одном. Ах, вот эта. С черными волосами и бледным лицом. Пара моего брата Зэннека со смешным именем и странным голосом. Я сосредотачиваюсь на ней.
— Ты видела целителя? — спрашиваю я.
Ее черные брови взлетают вверх, и она выглядит обеспокоенной.
— Ты ранен? Позвать мне Зэн-нак?
Я прищуриваюсь на нее. Мне требуется мгновение, чтобы понять, что своим странным, раскатистым голосом она говорит о моем брате. Зэннек, а не Зэн-нак.
— Нет, я просто хочу задать ей вопрос.
— Эм, я не хочу указывать на очевидное, но твой сын голый, — говорит другая женщина. Это объявление встречает хор смешков. — Хочешь, чтобы я пошла разбудила Стейси?