— Что за чушь! — возмутилась я.
— Желтый — цвет солнца, поэтому и носить его можно только Золотоликому, — отрезал Дитер. — Переодевайся, у тебя десять минут.
Дверь хлопнула. Я показала язык и со вздохом развязала пояс.
— Дикая страна и дикие законы, — поддержала меня Жюли, суетливо выбирая новый наряд. — Корсетов не носят, лица белят, губы красят ярко как у куртизанок. Фи!
Она показала мне нежно-изумрудное платье, и я дала добро. Зеленый всегда хорошо сочетался с моими ярко-рыжими волосами, в таком наряде я буду настоящей королевой весны и света.
Снова распахнулась дверь. Дитер, еще суровее прежнего, повел носом и брезгливо сморщился, увидев мой новый наряд.
— А это уже оскорбительно! — сказал он.
— Что опять?! — я уперла руки в боки и с вызовом глянула на мужа. — Герр Дитер, потрудитесь объяснить свое негодование!
— В Альтаре зеленый цвет считается цветом обмана, — сквозь зубы выцедил генерал, посверкивая золотом из-под нахмуренных черных бровей. — В том числе и супружеского. Здесь все еще в ходу выражение «носить зеленую шапку», что в переводе на фессалийский означает «наставить рога».
Я испугалась и робко спросила:
— Тогда, может, белый?
— Белый в Альтаре носят только на похороны.
— Черный?
— Привлекает злых духов.
— Да что ж тогда можно, дракон их раздери? — выругалась я, беспомощно оглядывая гардероб.
Дитер усмехнулся и оттопырил лацкан военного френча с золотым шитьем и узорчатыми эполетами.
— Красный, дорогая, — важно ответил мой генерал. — И поторопись, через пять минут жду во дворе.
Проклиная всех духов, драконов, придворный этикет и собственную невнимательность, я принялась переодеваться в алый наряд с серебряными цветами и золотыми лентами. В пять минут я уложилась с натягом и поспешила вниз, на ходу застегивая серьги.
— Ты уложилась, — похвалил Дитер, указывая на цветочные часы, установленные посреди нашего дворика. — Еще немного и будет собираться не хуже моих подчиненных.
— Бывших подчиненных, — поправила я. — Напомню, Ваше генеральское Сиятельство, что вы в отставке.
— Скорее, в самоволке, — невесело усмехнулся Дитер и поправил темные очки, которые привычно закрепил вокруг головы ремешком.
— Решил вспомнить прошлое? — приподняла я бровь.
— Решил, что ни к чему сеять при императорском дворе панику, — в тон мне ответил Дитер и взял меня за руку. — Помни, дорогая. Что бы ни говорил Император и какие песни не пел, мы чужие в его стране. А я более того — захватчик. Ведь не будь меня, альтарские провинции не стали бы фессалийскими колониями. И нельзя сказать, что я сожалею об этом, — он пожал плечами. — Я только исполнял долг в интересах моей родины.
Мы пошли по аллее, подсвеченной золотистым солнцем. Сливовые сады почти облетели, скоро на них завяжутся плоды, и я подумала, что тоже подобна этим садам: созрела и расцвела, а теперь пришел срок плодоносить.
Когда мы вышли на лужайку, на солнышко набежало облачко. Дорожку закрыла тень, и я подняла голову, чтобы проверить, не собирается ли дождь. Но так и замерла с запрокинутым лицом.
— Дитер, — прошептала я, в страхе сжимая его ладонь. — Ди…
— Спокойно, милая, — донесся до меня мягкий голос мужа. — Это пэн, ездовая птица.
Я проглотила заставший в горле комок. Виверны, драконы… да кто угодно! Мне казалось, я видела уже все чудеса этого магического мира, но жизнь не готовила меня к встрече с птицей размером с трехэтажный дом.
— Мы полетим на ней? — шепотом спросила я, прячась за спину генерала и разглядывая темно-синие перья на исполинской груди, сложенные черные крылья и могучий клюв, нацеленный в небо. Птица подергивала головой, пытаясь избавиться от сбруи или от шор, закрывающих ее глаза. Медные когти скребли по земле, оставляя глубокие борозды.
— Пэн самая быстроходное животное, даже виверны не могут соперничать с ней, — сказал Дитер и мягко подтолкнул меня к птице. — Давай, не бойся.
— Сначала ты, — заупрямилась я. — Вдруг эта… этот Пэн голоден?
— Думаешь, он соблазнится мной в качестве пищи? Да во мне одни жилы!
— А во мне кости!
— Ну так иди первой.
— Да вот что-то камушек в туфлю попал, — я задрыгала ногой, делая вид, что вытряхиваю камушек. Дитер хмыкнул и, отпустив мою руку, подошел к птице.
— Видишь? — он похлопал ладонью по упругому боку. — Это совсем не…
Птица раскрыла клюв и издала такой ужасающе скрежещущий крик, что все волоски на моем теле поднялись дыбом, и я зажмурилась и приложила ладони к ушам, чтобы не оглохнуть. Но даже тогда все еще слышала звенящее эхо.