Сейвен нахмурился. «Летал на небесном шаре. Уж не из Реликта ли вышел этот Властитель? Судя по описанию, — Крайтер не первый, кто обзавелся таким замечательным средством передвижения. А судя по роли, сыгранной Властителем в Той войне, он вынес из Реликта гораздо больше».
Окрестности изменялись неторопливо. Чудной лес из скульптур и растительности как-то незаметно очутился наверху. Теперь дивные лианы свисали с некоторой высоты, оттеняя высоко стоящее солнце. Некоторые зеленые длани касались земли, прорастали, видимо снабжая узловое тело водой. Енисей продолжал идти, не останавливаясь и не комментируя окружение. Судя по возросшему числу фантастических растений и частой встрече с людьми, они углубились в центральный парк.
— Главный и единственный недостаток Вечности заключается в ограниченности. Это означает, что за пределами города ничего нет, не было и не будет. Убегающая к горизонту даль хотя и видна, но иллюзорна. Причина столь невеликих размахов кроется в численности ментальных единиц, составляющих ее. Другими словами, если бы в двенадцати башнях покоилось не шесть миллионов человек, а, скажем, вдвое больше, то, соответственно, мы бы имели удовольствие лицезреть не одну, а две Вечности. Или Вечность и обширный околоток. Выбор зависел бы только от коллективного предпочтения… Я попробую объяснить. Каждая личность, воплощенная неповторимой ментальностью, является не только жителем Вечности, но и ее неотъемлемой составной частью. Здесь нет ночи, а сон наступает тогда, когда приходит пора заменить пробуждающихся. Не поймите меня превратно. Биологически тела никогда не пробуждаются. Я говорю о ментальностях, сущностях, составляющих Вечность. Каждый из Кетсуи-Мо существует в двух ипостасях. Первая роль — явная. Она мало чем отличается от обычной жизни. Все те, кого вы имели возможность видеть по пути, как раз пребывают в этой фазе. Другая роль — латентная. В этой фазе личность становится частью обобщенной, слитой воедино окружающей средой. Нельзя сказать определенно, кем или чем станет личность, когда придет ее цикл лечь спать. Облаком ли, ветвью чиахуа, или каменной плиткой. Она не станет чем-то конкретным, но растворится в общем сплаве, составляющем Вечность.
— А вы не боитесь, — впервые решилась перебить рассказчика Диз, — что однажды кто-то больше не захочет погружаться в сон, а захочет, чтобы другие стали его Вечностью навечно?
— Нет, что вы! — смесь изумления и страха отразилась на лице Енисея, и Сейвен очередной раз подивился невероятной человечности робота. — Это невозможно! Никто из здесь живущих не имеет контроля над этим процессом. Просто когда подходит цикл, человек исчезает, а после возвращается в то же место, откуда был взят. Для большинства этот процесс незаметен. Но если… Если увеличить число ввергнутых в Вечность, то… Ее размеры увеличились бы. И… И те, кто, как вы говорите, не пожелал бы погружаться в сон, бытовали в мире куда более просторном. К слову, в этом не было и нет нужды. Вечность достаточно широка, чтобы обеспечить простор каждому. Но, несмотря на замедление биохимических процессов, физические тела не вечны. Кончина неминуема. И с каждой смертью Вечность уменьшается. Если использовать привычное исчисление времени, то за четыре тысячи фаз Вечность сократилась на пять процентов.
— И она всегда такая? — спросила Разиель. — Я хочу сказать, все это время Вечность была такой, какая теперь?
— О, нет. Например, парк, который мы пересекаем, существует всего пятьсот фаз. А прежде на его месте был огромный водоем, используемый местными жителями для подводного плавания и спорта. Он был разбит на несколько сегментов, и в каждом из них существовали свои уникальные условия. Менее значимые изменения происходят чаще, но не иначе как с согласия единства.