— Блейк, да ладно! — Данауэй, у которого сейчас покраснело лицо и который все утро не кричал ни на кого из игроков, кроме меня, вскидывает руки вверх, когда я пропускаю еще один пас, а затем уходит к раздевалкам.
Технически запланировано, что тренировка продлится еще пятнадцать минут, но как только Данауэй исчезает, тренер Прайс на некоторое время берет на себя управление, прежде чем наконец пожимает плечами и сдается. Очевидно, что никому больше не хочется выполнять упражнения, и в воздухе тренировочного катка витает неприятное напряжение. Я испортил наш ритм, и очень сложно, особенно когда здесь нет главного тренера, который мог бы нас направлять.
Я иду в душ, а затем одеваюсь вместе с остальными товарищами по команде, опустив голову и избегая зрительного контакта с кем-либо. Затем хватаю сумку и перебрасываю ее через плечо, направляясь к выходу. Я надеюсь ускользнуть, ни с кем не разговаривая, но, когда прохожу мимо тренерского кабинета, глубокий голос Данауэя звенит, как кнут.
— Блейк, иди сюда!
Я останавливаюсь, закрываю глаза и запрокидываю голову. Блять.
Дверь в кабинет, который он делит с тренером Прайсом, приоткрыта, я захожу внутрь и закрываю ее за собой. Данауэй держит в руке телефон, и похоже, что он только что закончил с кем-то разговаривать. Я надеюсь, что это был не владелец команды или что-то в этом роде, хотя не удивлюсь, если зайдут разговоры о том, чтобы меня поменять, чтобы я не смог испортить чьи-то шансы на победу в Кубке Стэнли.
— Привет, тренер, — бормочу я. — Я как раз собирался уйти, так что…
— Садись. Я хочу поговорить с тобой.
Он указывает на один из катящихся офисных стульев, и я погружаюсь в него, неловко ерзая на сиденье. Он долго изучает меня молча, мрачное выражение омрачает его лицо, затем качает головой.
— Что, черт возьми, это было? — требует он, указывая в сторону льда. — Ты выглядел как чертов ребенок, который никогда раньше даже не катался на коньках. У меня были воспоминания о годах, которые я провел, тренируя команду начальной школы моего сына. Вот только эти дети на самом деле лучше контролировали шайбу, чем ты сейчас.
— Знаю, знаю, — выдыхаю, смотрю на свои ноги и потираю затылок. — Мне жаль. У меня были тяжелые выходные.
Данауэй фыркает, скрещивая руки на широкой груди. Отсутствие волос на его голове только подчеркивает его квадратную челюсть и густые брови, и когда он смотрит на меня из-под этих бровей, у меня возникает неприятное ощущение, что он видит меня насквозь.
— Ты уверен, что это все? Потому что я видел тебя после нескольких довольно серьезных поражений, а также после нескольких вечерних пьянок, но никогда раньше не видел, чтобы ты так играл, — его телефон все еще у него в руке, и когда он вибрирует, он смотрит на него и фыркает себе под нос. — Я только что разговаривал по телефону с женой, и теперь она пишет мне, чтобы убедиться, что я сохраняю хладнокровие. Она говорит, что я принимаю плохие решения, когда злюсь, и она не ошибается.
Ненавижу, что именно из-за меня Данауэй вынужден был звонить жене, чтобы его отговорили от необдуманных решений, но не думаю, что могу сказать что-то прямо сейчас, чтобы улучшить ситуацию, поэтому просто терпеливо сижу и жду, пока он либо прочитает мне лекцию, либо наорет.
— Слушай, — говорит он после паузы. — Я не знаю всех подробностей того, что с тобой происходит, и, честно говоря, не хочу. Чем меньше знаю о твоей личной жизни, тем меньше приходится беспокоиться, и мне это нравится. Но, тем не менее, тебе нужно привести все это дерьмо в порядок, Блейк. Потому что, если ты продолжишь играть так, как сегодня на тренировке, мне придется отправить тебя на скамейку запасных.
— Я пытаюсь, — говорю и презираю то, что голос немного ломается. Я откашливаюсь, но знаю, что Данауэй это услышал.
Черт, он видит это по моему лицу. Каждый это видит.
Я разбит и не знаю, как вытащить себя из этой дыры.
Данауэй снова смотрит на меня, его темно-карие глаза проницательны и остры.
— Знаешь, почему я категорически запретил своей дочери встречаться с хоккеистом, Блейк? — спрашивает он.
Я пожимаю плечами.
— Потому что мы все придурки?
Он ухмыляется и качает головой.
— Да, без этого никуда. Но настоящая причина, по которой не хочу, чтобы она связывалась с кем-либо из вас, тупиц, заключается в том, что встречаться с хоккеистом должно быть ужасно. Они жестоки. Как только они узнают, чего хотят, они никогда не перестанут этого добиваться. Точно так же они гоняют шайбу по льду, с исключительной решимостью. Черт, я знаю, что жена устала от моей решимости и целеустремленности.