Ноа заметно расслабляется, когда тема возвращается к хоккею, и, ответив на последний вопрос, снова поднимает руки.
— На сегодня это все. Еще раз спасибо всем за то, что вы здесь, и я с нетерпением жду возможности поговорить с вами после следующей игры. Надеюсь, после того, как мы возьмем главный приз.
Среди собравшихся репортеров раздается рассеянный смех, и тихий гул разговоров наполняет комнату, пока они болтают друг с другом, собирают вещи и собираются уйти. Ноа встает и мчится ко мне, обнимая, как только достигает.
— Как я справился? — спрашивает он, искренне нервничая.
— Ты все сделал отлично, — кладу ладони ему на грудь. — Ты уже давал массу интервью прессе, верно?
— Да, но никогда на подобную тему, — он качает головой, морщась. — Надеюсь, они все поняли, что я больше не буду частью этого дерьмового шоу.
— Я думаю, что они поняли. И ты ничего не говорил о своей семье, ты просто дал понять, что больше не собираешься быть частью их драмы или прикрывать их. Какие бы последствия ни постигли их после этого, никто не сможет сказать, что это ты разжёг пожар.
— Согласен, — говорит Лео, выходя вперед и напоминая мне о своем присутствии. — Я думаю, ты выбрал правильный подход.
Я поспешно отступаю от Ноа, желая сохранить атмосферу профессионализма, но Лео, кажется, нисколько не смущается тем, как Ноа меня обнимал. Это вселяет во меня надежду, что люди в команде «Тузов» не будут видеть во мне просто девушку Ноа, а продолжат видеть самостоятельного члена команды, несмотря на наши с Ноа отношения.
— Хорошо, — Ноа кивает и пожимает руку Лео. — Спасибо за совет и за помощь устроить это все.
— Конечно, — Лео улыбается. Ему под тридцать, у него приветливый характер и безупречное чувство стиля, и, хотя я не работала с ним так много, как с Тедом, он мне очень нравится. — Ты один из наших самых популярных игроков, и люди заинтересовались твоей историей. Фанаты будут поддерживать тебя, особенно после этого интервью.
Ноа выдыхает с облегчением.
— Спасибо. Тогда все кончено?
Лео усмехается.
— Да, что касается пиар-чистки, то это сделано. Ты можешь говорить с прессой на эту тему в будущем, но я бы рекомендовал сделать то, что ты сделал сегодня, и игнорировать любые вопросы, связанные со скандалом. Насколько нам известно, это уже не твой скандал. Это принадлежит людям, которые действительно были вовлечены в это дело, и им предстоит разобраться с этим. Ясно?
— Чертовски ясно, — горячо говорит Ноа, и Лео снова смеется.
Через несколько минут Лео возвращается в свой офис. Пресс-зал уже опустел, остались только я и Ноа. Он снова притягивает меня обратно в свои объятия, как будто это его любимое место для меня — и я бы не стала его винить, если это так, потому что это и мое любимое место тоже.
Обхватив меня руками, Ноа кладет щеку мне на макушку, его ребра расширяются под моими ладонями, когда он глубоко вдыхает и выдыхает.
— Вот и все, Подсолнух, — бормочет он. — Все кончено.
— Да. Это так.
— Я чертовски рад, — он сжимает меня крепче, словно заново переживая кошмар того времени, когда мы были в разлуке. — Мне не терпится оставить все это дерьмо вместе со своей семьей в прошлом и вернуться к двум моим любимым вещам на свете.
— Да? И что это за вещи такие?
Я чувствую, как его щека скользит по моей голове, и я почти уверена, что он улыбается.
— Ну, одно из них — хоккей. А другое… — он усмехается, опуская голову так, что его губы касаются моего уха. — Другое — напоминание моей девушке, как сильно я ее люблю.
Глубокий хриплый голос заставляет меня дрожать, и я закрываю глаза, позволяя на секунду насладиться им. Затем я отстраняюсь, глядя на его великолепное лицо.
— Как насчет того, чтобы напомнить мне сегодня вечером после работы?
Он ухмыляется.
— У меня?
— Да.
— Хорошо. Приходи, как только закончишь здесь, — его улыбка становится шире, рука скользит ниже по моей спине, пока не оказывается в опасной близости от моей задницы. — Я приготовлю тебе ужин. И если ты будешь хорошо себя вести, я, возможно, даже сделаю это в фартуке… и больше ни в чем.
Мое нутро трепещет, внутри вспыхивает искра возбуждения.
— Тогда, может быть, я поужинаю в твоей майке… и больше ни в чем.
Ухмылка на его лице мгновенно исчезает, уступая место взгляду настолько горячему и напряженному, что он почти обжигает меня дотла. Его руки на мгновение сжимаются вокруг меня, а затем отпускают и он отступают назад, его глаза горят.