— Здесь есть что-то такое, о чем вы и не догадываетесь, — наконец ответил Висслер.
На этот раз он, похоже, не собирался ограничиваться прозрачным намеком, а намеревался развить эту тему. Однако сидевший рядом с ним хорват положил ладонь ему на предплечье, произнес вполголоса одно-единственное слово на своем, непонятном Штефану языке и указал другой рукой вперед, на очертания гор с противоположной стороны долины.
В темноте блеснули две малюсенькие желто-белые звездочки. Затем они погасли, и снова появились, и снова погасли. Штефану показалось, что они похожи на два дьявольских глаза, сверкающих в темноте. Но он, конечно же, сразу понял, что это было на самом деле: две фары, которыми им давали сигнал с противоположной стороны долины.
— Барков? — спросил он.
— Да. — Висслер нервно заерзал на своем сиденье, пока водитель заводил мотор и мигал фарами. — Похоже, мы успешно прошли проверку.
Непонятно почему, но Штефану эти слова не понравились. Может, потому, что их произнес Висслер. Было слышно, как позади них завелся мотор второго джипа — хрипя и лишь с третьей попытки. Штефан зажмурился, когда джип позади них развернулся и фары на мгновение ослепили его, несмотря на это, он подавил в себе невольный порыв прикрыть глаза рукой. Его вдруг охватил какой-то непонятный очень сильный страх, который казался одновременно и обоснованным, и беспричинным. Ему почему-то было страшно пошевелиться, даже моргнуть, как будто он боялся тем самым привлечь к себе внимание чего-то невидимого и жуткого, таящегося в ночи.
Он посмотрел направо, словно хотел, увидев столь знакомое ему лицо Бекки, отогнать от себя дурацкий страх. Но точно такой же страх был написан и на ее лице. Во всяком случае, на нем было выражение, которое в подобной ситуации иначе как страхом назвать было невозможно.
Она почувствовала его взгляд и тоже посмотрела на него. Он ожидал, что она улыбнется или как-то по-другому выразит столь присущий ей оптимизм, но ничего подобного не произошло. Вместо этого Бекки протянула руку, намереваясь коснуться его ладони, однако тут же поняла, что это невозможно: на его руках были толстые перчатки.
— Если вы вдруг испугались, — неожиданно сказал Висслер, — то слишком поздно: пути назад теперь уже нет.
Штефан сердито повернулся и увидел лицо Висслера в зеркале заднего вида. Только тут до него дошло, что австриец, наверное, все время наблюдал за ними, и мысль об этом необычайно разозлила Штефана.
— Почему бы вам не смотреть вперед? Иначе мы можем столкнуться с каким-нибудь волком! — раздраженно заметил он.
Висслер ухмыльнулся, но водитель джипа вдруг так сильно вздрогнул, что это его движение передалось рулю и автомобиль сильно качнулся в сторону, на мгновение оказавшись в опасной близости от крутого обрыва.
— Думайте, что говорите! — зло произнес Висслер.
— Я полагал, что этот парень нас не понимает, — нервно буркнул Штефан.
— Кое-что, по-видимому, понимает, — сказал Висслер, пожимая плечами. — Нам лучше разговаривать о погоде или о вашем любимом блюде.
Штефан ничего не ответил и лишь подозрительно в течение нескольких секунд разглядывал сидевшего за рулем человека. Затем он, успокоившись только внешне, откинулся на сиденье. Он был почти уверен, что этот хорват понимал то, о чем они говорили. Хорошо еще, что Штефан не сказал ничего лишнего.
— А почему мы едем поверху? — спросил Штефан, бросив нервный взгляд налево.
Склон горы рядом с ними уходил довольно круто вниз — не так чтобы совсем отвесно, но вполне достаточно для того, чтобы машина покатилась кубарем, стоило ей только чуть-чуть съехать с дороги, если это вообще можно было назвать дорогой.
— Потому что Барков ждет нас на противоположной стороне, — ответил Висслер. — Я же вам уже говорил: через долину нет никаких дорог. Нам придется сделать большущий круг. Но не переживайте. Эти люди здесь хорошо ориентируются. Да и ехать не очень долго. Пожалуй, где-то с полчасика.
Штефан подумал, что вряд ли он сможет выдержать эти полчаса. Его все больше беспокоила темная пропасть, мимо которой они ехали, особенно когда колеса джипа оказывались не более чем в тридцати сантиметрах от ее края. Что-то, существующее там, в этой темноте, вселяло в Штефана страх.