Протянула вверх руку, поймала на тыльную сторону ладони магического мотылька. Он плавно поднял и опустил крылышки, успокаиваясь.
Высунула голову из двери, огляделась – никого нет, и припустила по коридору.
Никто из слуг мне не встретился. Под дверью покоев Микаэлы горит светлая полоска – очень хорошо, сестра еще не спит.
Даже как будто раздаются голоса. Я прислушалась – нет, голоса не из Микиных покоев. Кто-то идет по коридору. И кто бы это ни был, будет лучше, если я останусь незамеченной.
Я оглянулась – прямо за спиной глухая ниша. Сделала шаг в темноту, прикрыла ладонью мотылька, и вовремя.
Мимо, не замечая меня, прошли Виталина и герцог Эберлей.
– Ты с ума сошел!
Голос Виталины дрожит, как осенний лист.
– Мало того что у тети бессонница, так ведь и Андре в замке!
– Тихо. Надо поговорить! Срочно, – ответили ей.
– Тогда почему ты молчишь?
– Не здесь, Виталина. Не хватало встретить твою тетю или сестру.
Почему-то я поняла, что речь не о Микаэле – обо мне. Осторожно, стараясь ступать неслышно, прикрывая мотылька, последовала за сестрой и герцогом. Если они в библиотеку, дело плохо, я ничего не услышу из-за двери.
К моей радости, герцог с Виталиной проследовали на террасу, в зимний сад. По случаю прихода весны слуги распахнули огромные, чуть не во всю стену окна, и мне видно, как Виталина поежилась, кутая плечи в шаль из-за ночной свежести.
Моя кожа тоже покрылась мурашками, но сердце колотилось как бешеное, и было одновременно и жарко, и холодно. Я затаилась за кадкой с толстым раскидистым фикусом и прислушалась.
– Что случилось? Ты еще спрашиваешь? Теперь, когда твой кузен в замке, наш план может провалиться ко всем чертям. Что ему нужно?
– Известно что. Знать, что с его маленькой Эей все в порядке. А что ты удивляешься? Мама, между прочим, собиралась назначить его нашим опекуном. Не успела.
– Твое счастье, что не успела, Виталина. Или хочешь поехать в свое разворованное поместье? Предупреждаю, тебе очень не понравится там. Вдобавок долги перейдут на прямую наследницу.
– Что же делать?
– Только одно. Ты должна стать герцогиней Альбето Эрсийской, владелицей Ньюэйгрина.
– Ты же знаешь, это невозможно. Завещание отца…
– Он тебе не отец, а отчим.
– Конечно, отец тот, кто не оставил мне ничего, кроме захолустного поместья и долгов!
А вот это интересно!
Виталина всегда говорила, что живем мы за их с Микаэлой счет. Что поместье ее отца приносит большой доход от продажи пшеницы и хлопка.
Я отступила и под моей ногой хрустнула сухая ветка.
Виталина вскрикнула.
Я отступила еще на шаг, и в наступившей тишине гулко прозвучал звук от столкновения башмачка с чем-то жестяным.
– Ты слышал, Милфорд? – спросила Виталина. – Нас подслушивают! Кто здесь? – прокричала она.
– Тише, Виталина, – сказал герцог. – Сейчас выясним…
Он решительно шагнул в мою сторону, и я, понимая, что скрываться бесполезно, побежала прочь.
Я натыкалась на цветочные кадки, как мышонок на тумбы. Неловко взмахнув руками, чтобы не упасть, выпустила осветительного мотылька, и он, умница, взмыл под самый купол террасы.
– Кто-то из горничных, – раздалось сзади, а потом герцог чертыхнулся сквозь зубы.
Я выбежала из зимнего сада в коридор. Сейчас! Сейчас он догонит меня!
Отчего-то от этой мысли ноги налились свинцом, тело стало как ватное.
Из глухой ниши в коридоре высунулась рука и затащила меня в темноту. Опережая мой крик, мне закрыли рот ладонью. Раздался скрежет камня, меня подтолкнули куда-то, и я замычала, больше от изумления, чем от страха, когда моя нога, вместо того чтобы уткнуться в стену, ступила в темноту.
Неизвестный продолжал крепко держать меня, закрывая рот. Снова раздался скрежет камня, и я поняла, что стена расступилась, чтобы впустить нас, а потом снова закрылась.
Мимо, по ту сторону, глухо прозвучали шаги герцога.
– Где же она? – раздалось из-за стены, и шаги стихли.
Я забилась в руках неизвестного, внезапно поняв, что оказалась в прямом смысле замурованной в стену неизвестно с кем. Уж лучше было бы попасться в руки Эберлею и объяснить свое присутствие неуместным любопытством. В конце концов, Виталина не дала бы меня в обиду!
Я задергалась, забилась пойманной птицей, холодея от ужаса.
– Тише, Эя, – сказала мне темнота голосом Андре, и я тут же успокоилась.
Ладонь покинула губы, Андре отстранился, раздался щелчок, и над нашими головами закружился желтый мотылек.