На этот раз дорога домой оказалась слишком длинной. Последние недели приходилось передвигаться урывками, от деревни к деревне, едва ослабевал ледяной ветер. Сегодня, улучив просвет, Волк без передышки прошел на лыжах двенадцать километров – и прошел бы еще столько, но его остановил запах крови. Так он нашел раненого мужчину и ребенка, а рядом – Просто Медведя, скулящего от страха. Страх сильнее голода.
…Стараясь не привлекать внимания братьев, Волк снял с девочки валенок и накрыл ее босые ноги лоскутным одеялом. Девочка на мгновение ожила, прижала к себе плюшевого мишку – и снова стихла.
Кроме игрушки в рюкзаке у раненного человека оказались детские вещи, фляга с водой и кусок хлеба, завернутый в бумагу – никаких документов. Откуда пришли эти люди? Со стороны Островцов. Но в этой деревне Медведи всех знают. А дальше, за Островцами, на многие километры лишь леса да болота.
– Отнесем ее в Мокрую Дубраву, к Проводнику. Пусть разбирается, – прервал молчание средний брат.
– Медведь понесет, – согласился вожак.
Младший, подперев щеку кулаком, отковыривал от стола прилипшие капли воска.
– Не примет ее Проводник, – буркнул он. – Да и как я понесу? Без «лап» не пойду. А с «лапами» – всю ее исцарапаю.
– Зачем тебе «лапы»? – удивился Большой Медведь. – Никто не ходит по лесу в такую метель.
– Может, никто и не ходит, но я там был, и эти двое, и снова я буду – когда Машку потащу. Мало ли всего вокруг происходит! Я без «лап» – как без рук. Не пойду!
– Пойдешь, – Старший, кряхтя, отодвинул скамью и подошел к окошку, почти полностью заслонив его плечами.
Он долго молчал, глядя на снежные хлопья, липнущие к стеклу, – и все тоже молчали. Не было слышно даже стонов умирающего человека. Только за печной заслонкой потрескивали поленья.
– «Лапы» надень, коли хош, – не оборачиваясь, продолжил вожак. – Девочку на себе понесешь, в коробе. Волк пойдет с тобой.
Волк кивнул. Он и сам не доверял Младшему, а являться в деревню двум Медведям не стоило. Люди зверодухов недолюбливали, побаивались, того и гляди пристрелят ненароком – ночью, в пургу, поди разбери, что к чему. Волк – другое дело. Его в здешних краях никто, кроме Проводника, не знал, он вполне мог сойти за обычного человека. Особенно теперь, зимой, когда шапка скрывала густую, не по годам пепельную шевелюру, а тулуп скрадывал особую плавность и стремительность движений.
Волк оделся, затем помог Просто Медведю зашнуровать «лапы». Работа не хитрая, но требует сноровки: «лапа» должна сидеть на руке, как перчатка. Если не затянешь нужным образом, при ударе можно вывихнуть кисть.
Как «лапы» оказались у старших, Волк не знал, но именно эти – бурые с редким вкраплением белесого – он помог добыть лично: отрезал лапы у настоящего медведя. Правда, потрясло Волка не это – к ампутациям хирургу не привыкать – а то, что произошло десятью минутами ранее, когда Медведи, почуяв приближение смерти, затянули прощальную песню. Все зверодухи поют для умирающих близких, только медвежья песня оказалась особенной. Сначала это была и не песня вовсе: тихий грудной рык, которой перешел в вой, глухой, пробирающий до сердца – а затем послышалась печальная мелодия. Мелодия ветра, качающего сосны.
Раненый медведь лежал на сером ковре из мха и веток, земля не успевала впитывать кровь, коричневым пятном набухающую под животом. Он умирал, в нем теплилась только боль. Но за мгновение до того, как закончилась песня – и оборвалась жизнь, в его глазах – Волк мог поклясться – сверкнула благодарность. Из всех зверодухов Медведи были ближе всех к зверям – и дальше всех от людей.
А потом Медведи попросили Волка сделать то, для чего им понадобилась помощь хирурга: отрезать лапы.
По легенде, через лапы погибший медведь передает потомкам силу, вскормленную в родных лесах – и оттого особенно ценную. Лапы освежевывают, кожу и мех обрабатывают специальным составом, кроют, сшивают – и в итоге получаются «лапы» – перчатки с длинными острыми ногтями, гордость обладателя. Вот и теперь Младший то растопыривал пальцы, то сжимал кулаки, довольно цокая языком: «лапы» сидели как влитые.
Тем временем Большой Медведь вытянул из сеней короб, застлал его лосиной шкурой и посадил туда девочку. Она даже не вскрикнула, когда ручищи смели ее с лежанки, только зыркнула на Волка карими глазками. Младший взвалил короб на спину и, с усилием открыв дверь, вышел в пургу. На фоне зимнего леса в бурой шубе, мохнатой шапке, с «лапами» он казался настоящим медведем.