Медленно, вдумчиво вожу пальцами по наброску. Перебираю чужие взгляды, вслушиваюсь в сердцебиение похитителя, словно наматываю на клубок тонкую, едва ощутимую, нить. Эта нить приведет меня к Дикарке.
Моя попутчица входит в дом – и я, отложив набросок, перестаю жевать. Наконец, она стала похожа на почти нормальную девушку. Балахон скрывает ее фигуру, но ноги выглядят что надо. Оказывается, короткие волосы у нее только спереди. Сзади она убирала их в хвост или косу и прятала за ворот рубашки. Но теперь распущенные влажные волосы, шелковистые, с легкой волной, стекают до груди.
– Садись, – приказываю я, когда ко мне возвращается дар речи.
На мое удивление она садится, на самый краешек стула.
– Ешь, – подвигаю к ней тарелку с сыром.
Девица косится на меня, но сыр берет, двумя руками, как мышка. Сгрызает его в один момент и тянется за мясом. Наблюдая за ней, я опрокидываю еще один стопарик. Следующий я наполняю для нее – может, хоть самогон развяжет ей язык.
– Пей.
Она качает головой.
Я встаю.
Девица вскакивает со стула. Сверлит меня взглядом, дожевывая мясо. Это ж как ей хочется есть, что она до сих пор не сбежала!
– Пей, я сказал!
Жду.
Потом хватаю ее за подбородок, чтобы влить в этот молчаливый рот хоть один стопарик, но она уворачивается, расплескивая содержимое. Первач проливается на сорочку.
После этого у меня в мозгу словно помутнение происходит – от переизбытка энергии, или первача, или какого-то свирепого, непреходящего желания женщины, которую похитили. Так что я резким движением переворачиваю недотрогу лицом к столу и надавливаю рукой на ее спину. Девица сопротивляется, извивается, пытается дотянуться до меня, но все без толка. Я уже чувствую ее горячее бедро под моим пальцами... Слышу звон тарелок, смятенных ею со стола…
Похоже, она цепляет свечу, потому что свет меркнет – но только на мгновение. А затем огонь разгорается ярче. Не ослабевая хватки, я оборачиваюсь – и цепенею. Мой набросок пылает! Хватаю его, трясу, но тщетно. Огонь только жалит мои пальцы.
Я почти не чувствую боли – настолько пьян. Держу пальцы в прохладной воде в рукомойнике. Затем падаю на кровать. И вырубаюсь.
Глава 4. На шаг ближе
Вера
Похититель, стоящий на корточках, оскаленный, с хриплым, нечеловеческим дыханием – вот образ, с которым я проснулась.
Мысли рассыпались. Меня мутило. Хотелось зажмуриться – и не открывать глаза, пока кошмар, который длился уже сутки, не закончится.
Похитителя в доме не было. Холодными от волнения пальцами я расстегнула спальник. Утро, еще нежное, прозрачное, подбадривало меня. Мухи беззаботно гонялись друг за другом, пели птицы. Солнечный свет играл на пыльных стеклах, брызгал зайчиками на стену, путался в паутине.
Несколько глотков чистого, пахнущего травой и нагретым деревом воздуха – и ощущение тошноты исчезло. Оглядываясь, я на цыпочках спустилась с крыльца. Умылась водой из колодца, ледяной, как талый снег.
«Сосед» дожидался моего пробуждения за домом: пек на углях картошку. Несколько штук с румяными боками уже лежали на примятой траве. Я подошла ближе, пытаясь разглядеть в похитителе черты ночного чудовища, но видела только парня, увлеченного приготовлением еды.
– Доброе утро, – поздоровался он, ворочая угли длинной палкой.
Я села на хлипкую скамейку за его спиной. «Сосед» казался беззаботным, отдохнувшим и полным сил. Учитывая его расслабленное состояние, подмога если и шла за мной, то явно не по тому следу.
– Не думаю, что это – игра, – выдохнув, начала я, так и не заставив себя спросить о ночном происшествии. Палка в руке похитителя на мгновение замерла – и продолжила плясать по углям. – Но думаю, что я не должна здесь находиться. Потому что не имею к вам никакого отношения.
– Дело не в тебе, а в твоем отце, – не оборачиваясь, произнес «сосед».
Так странно звучал наш разговор на фоне буйства зелени, облитой солнцем. На крышу щербатого сарая прыгнула серая худая кошка. Внимательно посмотрела на меня и юркнула в зазор между кусками шифера. Сидя в тени яблони, я словно ощущала, каким горячим был тот шифер и как нагрелась на солнце короткая кошачья шерсть. То, что сейчас окружало меня, так разительно отличалось от привычной жизни, что голова шла кругом. Но хотя все это было притягательным, сочным и свежим, я бы все на свете отдала, чтобы оказаться дома.
– Вы отпустите меня, когда он выполнит ваши требования? – я перевела взгляд на «соседа». В майке оливкового цвета, с волосами, порыжевшими в солнечном свете, он казался неотъемлемой частью пейзажа.