– Я это и имела в виду, – смутилась я.
Он хмыкнул, словно мы говорили о разных вещах.
– Ты такая же бесстрашная, как и он. Или наивная… Хочешь сбежать. Не боишься ни болот, ни диких зверей? – Санитар обернулся, и, нанизанная на его взгляд, я не смогла придумать правильный ответ.
Вытирая руки полотенцем, в комнату вошел Никита. Мельком взглянул на меня – и опустил голову. Санитар этот взгляд заметил.
– У меня и мысли не было о побеге, – благодаря паузе, нашлась я.
Теперь Санитар буравил взглядом Никиту. Так долго, что забыл о сигарете, тлеющей в руке.
– Через неделю мы проведем обряд, – вдруг обратился к нему Санитар. – Возьмешь ее с собой.
Никита медленно выпрямился. Выдержал взгляд Санитара, но поменялся в лице.
– Мы не проводим обряды в такое время…
– Сделаем исключение. Раз у нас гостья.
Никита не сразу, но кивнул.
Домой мы возвращались без слов и прикосновений. Не знаю, о чем думал Никита, но мне почему-то казалось, что пропасть между нами стала еще шире.
Не прощаясь, мы разбрелись по своим спальням.
Я лежала на кровати почти в полной темноте, едва различая контуры предметов, и мое сердце колотилось так, словно вот-вот должно было произойти непоправимое.
На очень долгое – непозволительно долгое время – я забыла об опасности, словно атрофировались душеные мышцы, отвечающие за силу моего внутреннего стержня. Я скатилась в какое-то равновесное, жвачное, миролюбивое состояние – и вышла из него только этой ночью, после знакомства с Санитаром. Словно в прорубь нырнула.
Я натянула одеяло до подбородка, жарко было, как в печке, но меня знобило.
Что-то объединяло людей этой деревни. Даже близкие родственники, бывает, разительно отличаются друг от друга, а здесь между всеми улавливалась какая-то связь. Поджарые, стройные, длинноногие, с необыкновенно выразительными лицами и ослепительно белыми зубами – даже не просто белыми, а с голубоватым оттенком.
«В тебе нет ничего человеческого», – как-то сказала я Никите.
«Спорить не буду», – ответил он.
Они двигались бесшумно и быстро. Обладали отличным зрением и великолепным слухом. Жили в домах, больше напоминающих логова. Без замков, без электричества. Беспрекословно подчинялись Санитару. Понимали друг друга без слов.
«Потому что тогда они поймут, кто мы…»
Так кто же они?! Кто такой Никита?
Я закрыла глаза и заставила себя вспомнить тот день, когда встретила Никиту. Меня поразила его осанка и грациозность движений. Голос, в котором так много оттенков.
Никита комфортно чувствовал себя в городе, но, несомненно, принадлежал природе. Я словно снова ощутила его затаенную ярость, когда раздумывала, идти за ним – или нет. И ярость открытую – когда в мертвой деревне пыталась украсть ключи от машины. Здесь, на кровати, я словно наяву видела напряженные мышцы, когда он стал на колени, готовый к прыжку. Слышала глухое рычание. Его губы дрогнули, обнажая клыки...
«Они похожи на людей», – прозвучал во мне голос отца.
Я попыталась отмахнуться от сказки, которую он рассказывал мне много лет назад, но не вышло: слишком явной была связь с реальностью. Тогда я села на кровать и прижала подушку к животу: чтобы заглушить боль, которая разрасталась под ложечкой.
– Они похожи на людей… – едва слышно повторила я – и не сразу позволила себе продолжить.
Мне стало душно так, что захотелось распахнуть окно, но я не двинулась с места.
Это был мой первый день рождения без мамы.
Лифт, вздрагивая и кряхтя, довез меня до последнего этажа. Там я разломала шпильку – последнюю на сегодня, чтобы вскрыть простой замок, соединяющий створки решетчатой двери. Теперь проход был свободен.
Ради этого ощущения я и лазила по крышам: открываешь дверь – и невольно застываешь, зажмуриваешься, забываешь дышать. Даже если внизу воздух был застоялым, как вода в болоте, на крыше многоэтажки всегда царил ветер. Он набросился на меня, словно огромная собака, которая соскучилась по хозяину, и едва не свалил с ног. Найдя место поспокойнее, я достала из рюкзака бутерброд, завернутый в пленку, и банку колы, еще холодной. Мой праздничный ужин.