Осмелев, я протянула руку к его морде. Он не подался навстречу, но и не зарычал. Тогда я затаила дыхание – и погладила волка по загривку, по густой, гладкой шерсти.
Такое странное, необычное, незнакомое ощущение, совсем не похоже на то, что чувствуешь, гладя собаку. Мне доверился зверь, которого нельзя приручить. Я доверилась зверю, который способен меня растерзать. Безумие.
Стараясь не думать о том, что делаю, я повернулась к Никите.
– Можно? – моя рука застыла в воздухе, как у дирижера перед началом симфонии.
Никита замер, насторожился. Но потом, не отпуская мой взгляд, наклонил голову.
Я очень осторожно провела рукой по его волосам. Удивительно, на вид они казались мягкими, а на ощупь – как волчья шерсть. Я задержала ладонь, чтобы запомнить это ощущение. Но Никита поднял голову, и моя рука соскользнула по его щеке.
Мы стояли друг перед другом, слишком близко, и его взгляд мерцал огнем, о котором я ничего не знала. В этот момент я ощутила что-то безумно важное, очевидное и, в то же время, невозможное…
– Несмотря на то, что сейчас произошло, с волками лучше соблюдать осторожность, – прервал мои мысли Никита, и я не смогла понять, какого именно волка он имел в виду: дикого или себя самого.
Волк по-прежнему стоял, склонив набок голову, подметая песок хвостом, словно ему было любопытно наблюдать за происходящим. Потом он зевнул – широко, спокойно и безразлично – и мелкой рысцой потрусил туда, откуда доносился собачий лай.
Остаток ночи я провела в кровати, ворочаясь с боку на бок. Думала о зверодухах, о Невидимой войне, но то и дело перед глазами возникала картинка: взгляд Никиты, когда моя ладонь коснулась его щеки – и я раз за разом переживала тот трепет в груди.
Мы с Никитой с разных планет. Он смотрит туда же, куда и я, но видит и чувствует что-то невообразимо другое. Иначе воспринимает запахи и звуки. Следует инстинктам и повинуется приказам вожака. Я понимаю это, но не верю самой себе. Никита так похож на обычного парня – в хорошем смысле этого слова. Он мог бы оказаться моим настоящим соседом, или старшекурсником на моем факультете, или братом моей подруги. Но он – зверодух.
Разные миры.
Разные звенья пищевой цепи.
Шаг в сторону – и я увижу в нем зверя.
Возможно, это будет последним, что я увижу.
…Тогда как же вышло, что единственным человеком, который коснулся моего сердца, оказался Волк?
Алекс
В реальность меня возвращает хлесткая пощечина. Такая звонкая, что гул в ушах продолжается еще несколько секунд, пока я пытаюсь понять, сон это или реальность. Все органы чувств уверяют – реальность. Тогда почему сейчас по-утреннему свежо и серо, если только что была ночь? Куда исчезла Шерон, прикосновения чьих губ моя плоть помнит до сих пор? И самое главное, какого черта я нахожусь не по дороге в город, а, судя по указателям, на пути к отелю. Не в машине, а возле нее. И передо мной стоит Леся с моим рюкзаком в ногах, готовая вот-вот взорваться, словно взболтанная бутылка шампанского?
– Привет, красотка! – улыбаюсь я и, пытаясь удержать Лесин взгляд, невольно прикладываю ладонь к пылающей щеке.
Пощечина смахивала на удар. Чувствую во рту привкус крови и на всякий случай провожу языком по зубам. Вроде все целы.
Хорошо. Допустим, я это заслужил.
Лесс отступает на шаг. Ее дыхание сбито, на рукавах майки, под мышками, – влажные следы, сандалии перепачканы – неужели всю дорогу от отеля она преодолела на своих двоих? А взгляд такой, что на него только бабочек для коллекции и нанизывать.
– Все еще злишься из-за ванной? – я потягиваюсь, разминаю плечи.
Меня выкинуло из реальности часов на пять. Причина ухода в провал, несомненно, в осколке, который я держал в руке, когда все завертелось с Шерон. Но почему я отсутствовал так долго – намного дольше, чем в кафе, когда грохнулся с раковины?..
– Так что, ты все еще… – поднимаю взгляд на Лесю, и едва успею перехватить ее ладонь в паре сантиметров от моего лица. – Да что я такого сделал?!
Ее рука дрожит, когда Леся, растопырив пальцы, подносит ладонь к своему уху.
– Я тебе позвонил? – ирония в моем голосе бьет через край.
Но шутка не удалась – Леся медленно, не отпуская моего взгляда, кивает. Я чувствую, как в солнечном сплетении завязывается болезненное, тревожное чувство. Леся не врет. Но я не помню звонка. Вообще. Машинально ощупываю нагрудный карман. Телефона нет.