И вот мы сидим в машине у крыльца отеля. Я – за рулем, Лесс – на заднем сидении. Она словно переняла мое настроение – такая же хмурая и отрешенная. Перевожу взгляд на лобовое стекло. Льет как из ведра, свет фар на встречной едва виден, даже когда машины проезжают мимо. Двигатель выключен, в салоне прохладно. Капли молотят по жести.
Ладно. К черту все это.
Еще неторопливо, словно набирающий ход поезд, исследую бардачок, карманы на козырьках – ищу телефон. Нахожу под моим сидением. Без особой надежды на удачу проверяю последние фото, видео, записную книжку, диктофонные записи, страницы браузера. Из новых исходящих вызовов – один, сделан три часа назад. Судя по номеру – в гостиницу. Из входящих – звонок от «Дяди Юры» – Вериного отца. Несколько секунд, раздумывая, барабаню пальцем по дисплею телефона.
Я не помню ни слова из того разговора, который длился больше пяти минут. Прикидываю, с чего начать. По-детски хочу соврать, утаить то, что касается видений и Провалов. В голове так и звучит мой голос: «Это не телефонный разговор, в другой раз…» Но если начну юлить, пытаясь выяснить, не рассказал ли я что-то о Вере, дядя Юра в момент просечет. Все равно придется рассказать, только выглядеть я буду и в самом деле, как ребенок.
Набираю номер. Долгие длинные гудки. Такой соблазн прервать звонок… Но слышу в телефоне знакомое покашливание. А дальше – как на духу. Коротко, словно сводка новостей. Где, что, когда. Даже странно: раскрывая свою тайну, я не волнуюсь. Совсем. Скорее, мне становится легче. И вот главный вопрос дяде Юре: о чем шел разговор, когда я звонил в прошлый раз.
Все.
Я это сделал.
Ожидая ответа, проверяю, включен ли кондиционер. Выключен. Странно. Я поеживаюсь, мне зябко. Холод словно исходит изнутри меня.
Верин отец выдерживает паузу – и я его понимаю. Может, вообще решил, что я спятил. Но на вопрос отвечает. Оказывается, я спрашивал о ближайших городах, где живут эти твари. И дядя Юра уже готов дать адрес, всего один, но это подтверждает: в Провале я видел что-то важное. Благодарю и сбрасываю вызов. Оборачиваюсь. Леся смотрит на меня, не мигая. Ее чуть раскосые глаза округлились. Рука касается плеча. Наверное, собиралась поправить соскользнувшую шлейку майки, но моя исповедь по телефону ее остановила.
– Вот так вот, детка, – чересчур весело для такой ситуации говорю я и нажимаю на педаль газа. – Немного прокатимся.
Не люблю отлавливать этих тварей в городе. Слишком много свидетелей. Приходится быть осмотрительным, с глазами на затылке – и выходит так, словно ты связан по рукам и ногам. Вот лес – другое дело. Пусть это их стихия – не моя, но мне там проще, понятнее. Я с самого детства пропадал с отцом в лесу, я знаю о лесе все. А здесь…
Я вытягиваю шею, пытаясь рассмотреть, что скрывается в конце улицы, не тупик ли. Если адрес верный, то лазейка, непременно, будет. Они же и в городе, как в лесу живут: все время начеку, с оглядкой.
Улица уродлива даже для окраины. С одной стороны, дома под снос: два этажа, гнилые стены, окна забиты досками, на куцых балконах – мох, кое-где – деревца. С другой, их братья-близнецы, только жилые. И те дома, в окнах которых горит свет, выглядят еще более жутко, чем обесточенные хибары с черными глазницами. Даже Леся напрягается, а она-то, наверняка, всякого повидала.
Кое-где дома уже снесены, началась стройка. Вырыты котлованы, выворочены комья земли, щетинятся сваи, застыл с приподнятым ковшом экскаватор... Я резко наживаю на тормоз возле ямы, до краев наполненной ржавой водой. Такую не объедешь, и, бьюсь об заклад, не проедешь.
Дальше идем пешком. Пройти-то всего пару домов, но ботинки уже в грязи по щиколотку. Жижа чавкает под ногами. Дома, дороги, грязь, разбитые скамейки – в сумерках все сливается, перетекает друг в друга, словно темной акварельной краской брызнули на влажный лист. И только синее небо над этим пейзажем кажется нереально ярким.
Дом, который я ищу, последний по стороне жилых домов. В отличие от остальных, эта хибара одноэтажная, чуть больше обычной деревенской хаты.
Улица заканчивается тупиком – что странно. Упирается в высоченный – в два человеческих роста – забор, сверху обтянутый колючей проволокой. Тупик – это плохо. Это значит, что информация неверна, никого я здесь не найду.
Лесс, обнимая себя за плечи, переминается с ноги на ногу, вертит головой, а я все же иду проверять дом. Сначала обхожу по периметру, заглядываю в окна. Ни черта не видно. Но такое ощущение, что дом – пуст. Окна пыльные, в трещинах и паутине. Одно из них разбито. Свечу фонариком в дыру. Сырые, покрытые плесенью обои, рисунок уже не разобрать. Ржавое ведро на полу, в которое с каким-то прямо зловещим звоном капает вода. Некогда белый потолок в подтеках и разводах.