Он был зверем: я видела это и в мертвой деревне, и сейчас. Волчья сущность Никиты не отвратила меня от него. Но от этого было не менее больно.
Никита сел передо мной на корточки.
– Украв тебя, он нарушил много Волчьих законов.
Некоторое время мы молчали.
– Что теперь с ним будет? – спросила я, размазывая по щекам слезы.
– Его изгонят из деревни.
– Но он же был на вашей стороне...
Взгляд Никиты был пронзительным и тяжелым.
– Он нарушил приказ вожака. Каждый Волчонок знает: если нарушишь приказ, у тебя два пути. Либо уйти, либо сместить вожака и занять его место. Стежка не может сместить вожака.
Он встал и, уже сделав несколько шагов, обернулся.
– Ты не похожа на своего отца, у тебя доброе сердце.
Алекс
Возле логова подземников мне пришлось разыграть повышенное внимание к Лесс, и это натолкнуло меня на решение одной из проблем. Так что я оставил подружку в машине, заскочил в гипермаркет – за десять до закрытия – и купил кое-что из одежды. Идиотизм – если учесть, как сильно я хотел жрать. И гениальное решение – если знать мои планы.
Спать я хотел не меньше, чем жрать, но пришлось пропустить три ночлежки прежде, чем мы остановились у мотеля с «правильной парковкой»: плохо освещенной и пустынной.
В довершении всего я уговорил Лесс оставить нож в бардачке, потому что я больше не представлял для нее опасности, а сотрудники отеля при виде ее могли и ментов вызвать.
Машину паркую подальше от других, в самом конце стоянки, под балконами отеля. Провожаю Лесю до вестибюля и откланиваюсь, зажимая в ее ладошке ключ от номера. Обещаю вернуться поскорее.
Через несколько минут я уже сижу на балконе первого этажа, метров в десяти от моей машиной, которая хорошо проглядывается в зазор между полом и ограждением. У меня в руке Лесин нож. Я только что снял этот номер на ночь. По моей просьбе горничная открыла балкон, а затем, уходя, выключила свет. Ничто не говорит о том, что в номере кто-то есть. А воздух такой густой и неподвижный, что через него мой запах не пробьется, наверное, и на пару метров.
Я вижу все подходы к машине. Мой слух сконцентрирован настолько, что я слышу, как под балконом пробегает мышь. У моего гостя нет шансов пробраться незамеченным. Он медлит, но я готов, не шевелясь, прождать его всю ночь. Я готов прождать всю жизнь.
Так продолжается больше часа – до тех пор, пока не гаснет на газоне последний квадрат оконного света.
А потом появляется он.
Я застываю. Кажется, даже кровь медленнее перетекает по сосудам.
Если начистоту, эти существа вызывают во мне восхищение – такого рода, какое вызывает у садиста стон боли. Я так долго изучал их, так долго наблюдал за ними, что Волки стали частью меня. Будь я посторонним, вряд ли мое дыхание участилось бы от созерцания этой плавной, стремительной походки, которую я наблюдаю прямо сейчас. Их сущность отражается в их движениях даже больше, чем во внешнем виде. И я, почти не мигая, слежу, как это существо скользит тенью по асфальту, ступает мягко, словно по мху.
Волосы подземника взлохмачены, будто он только что провел по ним липкой пятерней. Джинсы в темных пятнах. Разодранная на плече майка облегает худощавый торс. Зверь привычно оглядывается, как это делает везде: в лесу, в городе или под землей. Я не вижу, но знаю, как сейчас блестят его глаза, отражая луну больше, чем свет фонарей.
Он беззвучно крадется к моей машине, беззвучно открывает заднюю дверь, также беззвучно прикрывает ее за собой. Переползает на переднее сидение, проверяет козырьки, открывает бардачок. А дальше на несколько секунд я теряю его из вида – потому что спрыгиваю с балкона.
Зверь реагирует мгновенно: бросается к ближайшей двери, но она заперта. Я же заскакиваю в машину – так, как попал в салон мой гость. Суматоха, метание, резкие движения – и шея Волка уже прижата моей ладонью к спинке переднего кресла, словно удавкой. Острие Лесиного ножа ковыряет крошечную дырочку за ухом зверя.
Волк застывает. Такое ощущение, что он не только не человек, а вообще неживое существо.
– Где Вера? – спрашиваю.
Не то, чтоб я надеялся узнать ответ прямо здесь и сейчас. Но это единственное, что по-настоящему меня волнует.
Он молчит. Я повторяю вопрос, уже громче, уже отчетливее разделяя слова.
– Послушай, дружище… Не знаю я никаких Вер. Я просто вор… – он медленно поднимает руку с рулоном купюр, который успел стащить из бардачка. – Вот, возвращаю.