Выбрать главу

Ненавижу эту стерву. Сейчас – особенно.

– Алексей... – голос за дверью спотыкается, когда раздается звонкий шлепок – я подстегнул мою студентку не останавливаться.

Больше меня не донимают – Стерва пошла за ключами.

Я увеличиваю напор – и зажимаю студентке рот. Да она любительница постонать!

Ключ копошится в замке… Одним движением одергиваю Виолетте платье, заскакиваю на свой стул, так и не натянув джинсов. К счастью, мой зад не виден со стороны двери.

Едва провожу пятерней по волосам, как в кабинет врывается Стерва. В сером страшненьком костюме с потертыми локтями. В колготах, собранных у туфель в гармошку. С растрепанной прической, словно лахудру тоже кто-то мял у стола. Она бросает испепеляющий взгляд на Виолетту. Втягивает носом воздух. Запах. Да, тут уж ничего не поделаешь. Я улыбаюсь про себя.

– Почему вы не отвечали мне! – ее голос едва не срывается на вопль.

– Потому что был занят, – скучающим тоном отвечаю я. – Виды опознания. Продолжайте, – обращаюсь к студентке, стоящей с опущенным взглядом.

Когда Стерва уходит, я протягиваю Виолетте платок – помада размазана. Затем расписываюсь в зачетке.

– В следующий раз не опаздывайте.

Я жду тебя, моя Дикарка.

Я жду тебя, Вера.

Глава 2. За семью печатями

Вера

 

Мой отец не был безалаберным или наивным: потайной ящик он запирал на ключ. Просто папа не знал, сколько всего его дочь умеет открывать с помощью шпильки для волос. Я отрастила волосы ниже лопаток и сворачивала их узлом на затылке только затем, чтобы, не вызывая подозрений у папы, всегда носить шпильки при себе. Я вскрывала почтовые ящики, гаражи, голубятни – все, где люди скупились на замок подороже. И только мысль, что отец узнает, встряхивала меня, выводила из глухого опостылевшего равновесия. Отец же нарушал свое равновесие, часто и надолго уезжая на охоту.

Однажды я искала калькулятор в папином столе… Ладно, я не искала калькулятор. Просто очень хотела узнать, что хранится в потайном ящике. Там лежали мамины фото. Все, что я помнила, и даже та, что исчезла с моей прикроватной тумбочки после аварии. Десятки снимков, цветных и черно-белых. Отснятых папой стареньким «Зенитом» и проявленных в собственной ванной. Мама на фоне цветущих яблонь, в белом воздушном сарафане. Темно-каштановые волосы волнами спадают на плечи, глаза синие-синие, смеются, легкий румянец – молодая и счастливая. Или мама на лекции в универе, тоненькая, хрупкая, в белой праздничной блузке, волосы аккуратно собраны на затылке, руки на парте – образцовая студентка. Внимательно слушает преподавателя и даже не подозревает, как красиво ложится свет на ее лицо. Внешне мы были с ней очень похожи – настолько, что возникало странное ощущение, словно я прожила еще одну жизнь, которую просто не помню.

Но большинство снимков я видела впервые. Множество дублей с неудачным ракурсом, смазанным изображением, слишком темные, слишком светлые. Казалось, отец напечатал все – абсолютно все – снимки, где хотя бы угадывалось присутствие мамы.

А затем под фотографиями я нашла пистолет. Пистолет в моем доме! Я все стояла и смотрела на него, боясь пошевелиться, словно могла спровоцировать выстрел. Вдруг щелкнул замок входной двери. Я вздрогнула – и бросилась собирать фотографии, веером разложенные по ковру. 

Зайди отец в квартиру сразу, мое неуемное любопытство пропало бы раз и навсегда – несмотря на замкнутость, папа умел в нужный момент подбирать слова, отлично промывающие мозги. Только, видимо, силы, более могущественные, чем воля отца, были на моей стороне, и они вытолкнули из соседней квартиры занудного и нагловатого старичка-лесовичка, в прошлом заядлого охотника, который не упускал случая переброситься с папой парой фраз.

Я успела вернуть фотографии на место. И мой папа, который все видел, а если не видел, то чувствовал, у которого «нюх» на вранье был, как у заправской ищейки, не заподозрил неладного. Может, просто не представлял, что неладное может произойти с его дочкой.

И вот теперь я ехала в машине неизвестно куда, неизвестно с кем. Когда-то папа был лучшим сыщиком в городе – а может, и во всей стране. Сможет ли он отыскать меня? Или единственный человек, способный меня спасти, я сама?