Меня по-прежнему разрывали душевные томления, ревность и жажда его близости. Но вместе с тем, находясь рядом с Никитой, ловя его взгляды, попрошайничая, выпрашивая улыбки своими улыбками, я чувствовала себя так, будто только что выиграла джекпот.
Из-за громкой музыки разговаривать было невозможно, мы общались взглядами и отлично понимали друг друга.
Потом зазвучала медленная композиция. Танцующие стали разбиваться по парам, и возникла секундная пауза, когда мы с Никитой просто стояли друг напротив друга, пока я не совершила едва заметное движение в его сторону. Тогда Никита положил руку мне на талию, а второй сжал ладонь.
Я едва успела прийти в себя после такой близости, как он переместил мою ладонь на свою шею и обнял. И не было в нашей крови волчарки, чтобы объяснить, почему мы делали то, что делали, и чувствовали то, что чувствовали.
Мне казалось, ничего интимнее в жизни я не испытывала. Я изнывала от ощущения его близости, от осознания: если подниму голову, наши губы соприкоснуться. Даже дышала осторожнее, чтобы не обезуметь от его запаха, которым никогда не могла насытиться.
Мы танцевали, идеально попадая в такт друг друга. Человеческое тело и тело Волка — в танце мы были единым целым. Я болезненно ощущала, что прирастаю к Никите, становлюсь его частью и безумно хочу, чтобы он всегда находился рядом, пусть даже не так близко, как сейчас.
Эти мысли волновали и пугали меня. В чем причина нахлынувших эмоций? Ощущение свободы? Музыка? Или я только сейчас позволила себе осознать то, что почувствовала давно?
А если Стежка оказался прав? Если тоска по Никите, когда его не было рядом, злость и отчаяние, когда он уходил к Настеньке, любование его движениями, желание бросить ему вызов, испытать его — если все это — звенья одной цепи? Просто раньше я никогда ни в кого не влюблялась…
И вдруг мне пришла в голову мысль, что, пока я страдаю под лавиной эмоций, Волк, возможно, думает о Невидимой войне, или — это было бы особенно горько — о Настеньке. Я резко подняла голову, мы встретились взглядами — и стало понятно: в своих мыслях он был именно здесь, со мной. Но я уже все испортила. Никита взял меня за руку и вывел на улицу.
Целый квартал мы прошли молча и сели на ступени заброшенного магазинчика с заколоченными окнами. Музыка долетала до нас, словно эхо. Вдалеке вспыхивали разноцветные огни светомузыки. Было темно, как в театральном зале во время представления.
Я положила голову Никите на плечо. На долю секунды мне показалось, что теперь наши отношения изменились навсегда.
— Пожалуйста, не влюбляйся в меня, — бесстрастно произнес Никита, глядя себе под ноги.
Я резко подняла голову. В глазах защипало. Как цинично!
— Не собираюсь я влюбляться в Волка! — вырвалось у меня почти криком.
Наверное, мой ответ прозвучал слишком резко, потому что Никита вскинул голову и, глядя мне в глаза, жестко ответил:
— Твоя мама тоже так говорила моему отцу.
В тот момент я испытала новое ощущение — хотела, но не могла сделать вдох, словно разучилась дышать.
Моя мама — и Волки?
Моя мама — и Волк?!
Это невозможно — что бы ни имел в виду Никита. Это абсурд. Обман!
Я вскочила, Волк схватил меня за локоть. Я попыталась выдернуть руку, он не отпускал.
Милиционер возник словно из воздуха. Представился и спросил, не нужна ли мне его помощь.
Волк не сводил с меня глаз, но локоть отпустил.
— Да, мне очень нужна ваша помощь, — ответила я.
— Предъявите документы, — обратился милиционер к Никите.
Не знаю, что происходило дальше, — я просто развернулась и пошла.
Бесчувственный! Холодный, как лед, несмотря на обжигающую кожу. Может, Волки вообще не способны любить, и у них развит лишь инстинкт продолжения рода?! А тут моя голова на его плече… Дура!
Я завернула за угол, погони все еще не было.
И тогда наконец я осознала, что произошло. Только что совершенно случайным, просто невероятным образом, я оказалась на свободе. Я больше не была пленницей зверодухов.
Это случилось!
Свобода!
Я ускорила шаг. Сразу за бараками начался пустырь, его темноту то и дело разрезал свет фар.
Трасса!